В поисках истины

Улегся он спать в самом скверном настроении и проклиная судьбу, одарившую его утонченными вкусами и страстью ко всему изящному, забыв при этом поставить его в условия, благоприятные для удовлетворения таких потребностей. Вот этот Курлятьев, например, ведь только собой красивее его, а умом и воспитанием куда ниже, а между тем благодаря тому, что он старого знатного рода и что у него около пяти тысяч душ крестьян, князь Дульский считает его себе равным… даже делится с ним женой… а на него, Корниловича, потому что он беден и пробивается в люди службой, эти тунеядцы бары смотрят свысока, почти как на лакея. Но, дай срок, будет и на его улице праздник; наступит минута, когда он будет в чине, в орденах, со значением в административном мире, и тогда он отомстит за все вынесенные унижения. Попадись ему только тогда в лапы такой барин, как этот Курлятьев, уж он над ним натешится, за все заплатит, голубчик, отзовутся на нем оскорбления и пренебрежение, которыми ему подобные позволяют себе осыпать человека только потому, что он сын бедного хуторянина, вылезшего в дворяне из однодворцев.

Мысли, роившиеся в голове стряпчего, были довольно мрачного свойства, и среди потерявшей всякий человеческий образ компании он вправе был считать себя вполне трезвым, тем не менее княжеское вино, даже выпитое в ничтожном количестве, произвело свое действие; он заснул, как убитый, и проспал бы долго, если б не шум, поднявшийся в доме часу в девятом утра. Его разбудил гул голосов, беготня по коридору, хлопанье дверями и сдержанные восклицания толпы, собравшейся во дворе, под окнами.

Спрыгнуть с постели, накинуть на себя халат и выглянуть за дверь было для стряпчего делом одной минуты.

— Что случилось? — спросил он у пробегавшего мимо казачка, хватая его за плечо.

— Князь скончался, — выпалил мальчишка, вырываясь и улепетывая дальше.

Корнилович поспешил закончить свой туалет и выйти в большую залу, где гости, внезапно отрезвленные роковым известием, собравшись кучками, толковали о случившемся, таинственно понижая голос, со вздохами и горестными минами.

— Совсем был вчера здоров и вдруг!

— Апоплексия, говорят, удар.

— Несомненно. Человек был тучный.

— Сколько раз советовал я ему делать побольше моциона!

— Крепыш был; таким всегда кажется, что они два века проживут.

— Иван Николаевич хотел кровь пустить, да уже поздно было.

Прислушиваясь с живейшим интересом к этим разговорам, стряпчий вдруг вспомнил про Курлятьева. Как отнесся он к известию о катастрофе? При теперешнем его настроении вряд ли обрадуется он неожиданному освобождению старой возлюбленной от супружеского ига.

— А где господин Курлятьев? — спросил он.

— Да спит еще, верно. Ему отвели комнату рядом с бильярдной, в нижнем этаже, окнами в сад, там тихо.

Вошла заменявшая хозяйку дама, бледная, с распухшими глазами, без румян и без белил, в ночном чепце.

— Бедная Вера! Каково ей это будет узнать? — томно проговорила она, обращаясь к Корниловичу.

— А кто последний видел князя живым? — спросил стряпчий.

— Не знаю, я задолго до ужина с ним простилась. Он проводил меня до дверей моей комнаты, просил распоряжаться в доме, как у себя, благодарил меня, несколько раз поцеловал мою руку и вдруг! Бедный, бедный, как мне его жаль! Такой отличный был человек!

Она поднесла платок к глазам, но Корнилович продолжал свой допрос:

— Как же это камердинер не слыхал, когда князю сделалось дурно?

— Князь не любил, чтоб камердинер спал от него близко. Когда утром Павел Григорьевич вошел, его барин давно уж был мертв. И нисколько не изменился. Я его видела. Хотите его посмотреть? Он совсем не страшный, точно спит.

Презрительно усмехнувшись над глупостью бабенки, допускавшей, что стряпчий по уголовным делам мог бояться мертвых, Корнилович последовал за нею на половину князя.

В длинном светлом коридоре, разделявшем дом на две неравные половины, их догнали: судья, доктор, городничий, исправник и писарь из княжеской конторы с пером за ухом и бумагой в руках.

— Алексей Иванович, мы только что хотели за вами посылать, протоколец надо составить.

— Разумеется, как же иначе, — согласился стряпчий. — Ведь тела не трогали с места, я надеюсь.

— Никто не трогал, — отвечал исправник, — я первый узнал о несчастии и, когда убедился, что помочь уж ничем нельзя, строго-настрого запретил дотрагиваться до тела.

Немного дальше к ним присоединился Курлятьев с таким расстроенным лицом и ввалившимися от душевного потрясения глазами, что сомневаться в его печали по скончавшемуся внезапно приятелю было бы трудно. Ему больших усилий стоило сдерживать рыдания, рвущиеся у него из груди, взгляд у него был блуждающий, и он никого не узнавал. Одним словом, так, удручен был человек, что Корнилович воспользовался случаем подойти к нему поближе, фамильярно обнял его за талию и, скорчив печальную физиономию, стал нашептывать ему банальные утешения, вроде того что «все мы там будем, лучше умереть внезапно, чем долго мучиться» и тому подобное.