В поисках истины

— Завтра мы все это узнаем, — объявила княгиня. — У графа Казимира нет секретов от друзей, а преданность его королю и королеве известны. Императрица и ее высокие друзья, император австрийский и король прусский не удостаивали бы его своим доверием, если б было иначе, — прибавила она, торжественно возвышая голос.

Гости разошлись; мужчины пешком, а дамы в миниатюрных колясочках без колес, которые несли на плечах люди.

Такое же chaise a porteurs, но много изящнее и богаче, расписанное известным французским художником, с настоящими венецианскими стеклами в дверцах и обитое внутри стеганым белым атласом, ожидало у подъезда и Клавдию.

Кроме двух рослых лакеев в ливрее Паланецких, ожидавших, чтоб госпожа их села в кресло, прежде чем поднять на плечи приделанные к нему золоченые палки и пуститься мерным, твердым шагом в путь, ждали ее появления еще двое слуг с зажженными смоляными факелами, а также паж Товий в своем красивом наряде и Октавиус в длинной темной хламиде, оба вооруженные кинжалами и пистолетами.

Но принц Леонард не уступил им чести посадить молодую графиню в экипаж. Он же и свел ее по крутым каменным ступеням высокого крыльца и, закутывая ее ножки в мягкую турецкую шаль, присланную заботливым супругом, чтоб предохранить их от ночной свежести, таким умоляющим голосом прошептал: «Позвольте мне проводить вас до городских ворот» — точно дело шло о счастье всей его жизни.

Однако, как ни увлечен был принц Леонард своей новой страстью к графине Паланецкой, он не забыл передать княгине о желании его супруги с нею познакомиться, и княгиня отнеслась к этому заявлению с большим добродушием.

— От души благодарю ее светлость за внимание и очень бы желала оправдать, хотя бы отчасти, ее лестное мнение относительно моих медицинских познаний, — сказала она с улыбкой.

Но тотчас же лицо ее приняло суровое выражение и она прибавила, устремляя на него испытующий взгляд своих черных огненных глаз:

— А знает ли принцесса, чем врачуем мы человеческие немощи? Боюсь, чтобы она не разочаровалась, узнав, что мы умеем только молиться тому, для которого все возможно.

Голос ее звучал так торжественно, произнося эти последние слова, а взгляд сделался таким вдохновенным, что принцу Леонарду стало немного жутко, и он обрадовался, когда кто-то прервал завязавшуюся между ними беседу. Невольно навертывались ему на память толки, ходившие в городе про эту странную женщину. Рассказывали, между прочим, что она ведет двойную жизнь и что, кроме общества эмигрантов и всякого рода туристов большею частью иностранного происхождения, поселявшихся здесь за последнее время особенно охотно и среди которых княгиня вращалась на виду у всех, принимая гостей, отдавая визиты и как светская женщина интересуясь политическими и любовными сплетнями, у нее какие-то секретные дела, что она ведет темные и запутанные интриги, водится с неизвестными личностями, проникающими в замок Ротапфель не иначе как ночью, когда никто из городских обывателей не может их встретить.

Старый Фриц, сторож у городских ворот, клялся всеми святыми, что он несколько раз видел этих таинственных посетителей русской княгини. Закутанные с ног до головы в темные плащи и с нахлобученными на лицо широкополыми шляпами, они после полуночи направлялись к замку, выходили оттуда только на рассвете и крались вдоль каменной ограды, окружавшей сад, до старого, изувеченного громовым ударом дуба, и тут один за другим исчезали бесследно, точно сквозь землю проваливались.

Рассказывали также, что ночью в башне, где у княгини была устроена молельня, яркий свет проникал иногда сквозь плохо запертые внутренние ставни и что тогда можно было видеть жестикулирующие тени, поднимающие руки к небу, точно для заклинания. Первое же время по приезде сюда княгини многие слышали пение по ночам из башни, но это длилось недолго; узнав, что соседи интересуются ее ночными концертами, княгиня их прекратила и пела только днем, аккомпанируя себе на арфе, большею частью гимны и переложенные на ноты молитвы. Голос у нее был сильный, хорошо поставленный и довольно еще свежий для ее лет.

У входа в город, в то время как сторож, делая исключение из общего правила, отпирал ворота перед знатной иностранкой и ее свитой, графиня Паланецкая так нежно взглянула на принца, всю дорогу не отходившего от дверцы с опущенным стеклом, любуясь прелестным личиком, выглядывавшим из нее, что у него не хватило сил так скоро с нею расстаться.

— Позвольте мне проводить вас до дому, графиня, — прошептал он, целуя ручку, которую она все с той же очаровательной улыбкой протянула ему из окна.

— А вы не устали? — спросила она, лукаво прищуриваясь.

— Я готов идти рядом с вами до конца света, — вымолвил он страстным шепотом.

Она опять ему молча улыбнулась вместо ответа, но ему и этого было довольно, чтоб чувствовать себя вполне счастливым.