В поисках Колина Фёрта

Беа едва могла повернуться в узком душе убогого мотеля на другой стороне гавани – напротив старой части Бутбей-Харбора. Но вода была горячей, шампунь приятно пахнул, а на полке в ванной комнате стояли миниэлектроплитка, кружка и лежал пакетик растворимого кофе с искусственными сливками и сахаром. А главное, мотель был дешевым. Беа получила от «Безумного бургера» чек на зарплату за последние полнедели, но потратила уйму денег на газ, чтобы доехать до Мэна, и уже провела две ночи в мотеле – понятия не имея, когда отсюда съедет. В мотеле – самом дешевом, какой удалось найти в середине лета в этом набитом туристами городке, – брали шестьдесят девять долларов за ночь. Она могла позволить себе еще одну ночевку, но и то уже с трудом. Если она намеревалась задержаться здесь на неделю или две, собираясь с духом для знакомства со своей биологической матерью, следовало незамедлительно подыскать какую-нибудь временную работу. Учитывая летний сезон, в один из множества ресторанов наверняка требуется кухонный работник. После визита в больницу она поищет таблички «Требуются» или купит местную газету.

Прикрепленным к стене крохотным грошовым феном Беа высушила светлые, до плеч волосы, слегка подкрасилась – немного коричневой подводки для глаз и туши, мазок розового блеска на губы, – затем вернулась в маленькую комнатку за сумкой. На прикроватный столик она поставила фотографию, на которой была запечатлена вместе с матерью в день выпуска из колледжа – чтобы напоминать себе, кто она такая, и безумная тайна, открытая на смертном одре, не изменила того факта, что она – Беа Крейн, дочь Коры и Кита Крейнов. Они воспитали ее, они ее любили.

Они ей лгали.

Беа без сил опустилась на край кровати, знакомое тошнотворное чувство настигало ее каждый раз, когда мысли возвращались к данному факту. Умолчание. И серьезное. Последние несколько ночей она лежала в постели и перебирала сцены из своего детства, те моменты, когда родители могли открыть ей правду. Например, во втором классе она выполняла задание под названием «О моей семье» – фотографии и несколько предложений о каждом из родственников, и одноклассница сказала: «Ты совсем не похожа ни на маму, ни на папу. Ты, наверно, марсианка».

В тринадцать лет Беа на три дюйма переросла отца, в котором было пять футов семь дюймов роста.

Может быть, когда проходит время, а слова так и не произнесены: «мы тебя удочерили, мы тебя выбрали, мы тебя взяли», – уже просто невозможно сказать их ребенку постарше, поскольку это может пагубно отразиться на семилетней или двенадцатилетней девочке. Кажется, Беа понимала, почему родители промолчали. Вероятно, в первые годы они хотели это сделать, но, как только она достигла определенного возраста, просто не смогли заставить себя разрушить ее мир, ее личность, представление о самой себе.

Когда Беа злилась из-за этого умолчания, предпочитая в таком случае слово «ложь», она старалась вспоминать вот об этом – о сложности и непоправимости ситуации, в которую попали ее родители.

Подкрепившись кофе и взбодрившись с помощью горячего душа, Беа почувствовала себя готовой поехать в Прибрежную больницу, где родилась. Ну, или, по крайней мере, так ей казалось. В оригинале свидетельства о рождении значилось «ДНП», но подписано оно было врачом данной больницы и выдано там. Возможно, «ДНП» – это сокращенное название родильного отделения или больничного корпуса. Взяв сумку, Беа вышла на улицу, и снова у нее поднялось настроение от сияющего в ослепительно голубом небе солнца, облачков, похожих на ватные шарики, и ветерка, смягчающего жару. А ведь ей нравится, что она родилась в этом красивом месте, в прекрасном штате с его водой, деревьями и свежим, чистым воздухом. Всего два дня в Бутбей-Харборе, с середины субботы до утра понедельника, а он уже начинает казаться более знакомым. Но облик Вероники Руссо маячил в ее сознании, такой же чужой, как и в субботу, когда Беа побывала в закусочной. Биологическая мать была совершенно посторонним человеком, связанным с Беа самым коренным образом. Это в ее голове не укладывалось.

Прибрежная больница находилась на окраине Бутбей-Харбора, в пятнадцати минутах езды по загородному шоссе. К больницам Беа относилась с любовью-ненавистью. Здесь она попрощалась со своим отцом, хотя он уже умер к тому моменту, когда его доставили в отделение реанимации. Сердечный приступ в сорок один год из-за скрытой болезни сердца. Беа покачала головой, вспомнив лицо Коры, когда ей позвонили. «Мой муж умер?» – растерянно переспросила она в телефонную трубку. Девятилетняя Беа стояла всего в шаге от матери и мыла под краном яблоко. То было ее первое столкновение с больницами, и очень долго потом Беа начинало подташнивать, когда она проходила мимо какой-нибудь из них.

Здесь попрощалась она и с матерью, в тот последний день рука Коры едва шевельнулась в ее ладони. Врачи, лечившие ее мать, были выше всяческих похвал, и на какое-то время больница превратилась для Беа в место надежды. Пока надежды не осталось.