— Хорошо, — уступил цверг. — В конце концов, это ваш корабль. Вы создали его магией гномов, волшебством эльфов и чудом творчества людей. Вам его и называть.
Так корабль стал «Стремящимся в небо». И первой просьбой Кашуэ к королеве Верде было — не переименовывать его.
— Я бы никогда так не сделала, — королева прошлась по палубе, заглянула в каюты, прошествовала на мостик и замерла у штурвала. — Он не стал бы носить другое имя, даже я вижу это. Принц, вы слово сдержали. Придётся и мне выполнить обещанное. Вас переселят ближе к саду, остальное зависит от вас.
— Благодарю, Ваше Величество.
— Принц! — остановил уходящего Кашуэ негромкий оклик королевы. — Я пожелала невыполнимого, а не желанного. У нас во дворце… Он зачахнет без полётов. Ему необходимо небо, а мы с сестрой почти не покидаем дворца. Я не хочу губить чудо. Вы вручили его мне, как и обещали. Большего я не могу требовать. «Стремящийся в небо» по-прежнему ваш.
— Но, Ваше Величество…
— Это ваша мечта о полёте, не моя, — покачала белокурой головой небесно-прекрасная королева. — Я только погублю её. Вы же этого не хотите?
— Нет, — вынужденно согласился Кашуэ.
— Тогда ступайте, — с плавным жестом повелела королева Верда. — Прошу вас. Может быть, Сканд и права…
— Ваше Величество? — последние слова королевы заинтересовали принца. В чём именно может быть права королева Сканд? Что она планирует для него? Но Верда то ли не услышала, то ли притворилась, что не услышала.
Покои из трёх комнат, с этого момента отведённые принцу, окнами выходили в сад. В гостиной даже имелась дверь, ведущая на усыпанные песком дорожки между клумбами, кустами, деревьями. Здесь, поддерживаемое магией, правило вечное лето, и потому почти всё цвело и одновременно плодоносило. Выглядело странно, но по-своему привлекательно.
Подчиняясь этой безмятежности и странному благоговению перед красотой мира, принц вышел в сад. Мариэ с ним не пошёл, предоставив другу возможность самому пережить радость находки или горечь безуспешности: Кашуэ почти с час убеждал офицера оставить его в одиночестве.
С непривычным для себя чувством — прежде он ненавидел всё, связанное с растениями, спасибо отцу! — принц касался толстых стволов, низких гибких веток, цветущих ароматных бутонов и нежных лепестков… Его переполняло странное ощущение нежности. Если бы только отец сумел сохранить баланс между своим безумным увлечением цветами и необходимостью королевству и своим детям! Пусть даже он пытался этим спасти жизнь сыну, король, не имевший чувства равновесия, лишал радости обладания чудом не только себя, или даже сына, но и своих людей.
— Королю нужно уметь выбирать, — негромко сказал Кашуэ, касаясь бархатистых лепестков золотистой гортензии. — Простой человек может позволить себе сомнения. Королю это недоступно.
— Но разве король, уверенный в своей абсолютной правоте, не опасен для собственной страны? — голос женщины не был ни звонок, ни глубок, но звучал, точно музыка. Кашуэ не смог бы сказать, какой инструмент он напоминал, но этот голос был одновременно и музыкален, и человечен. В нём звучала удивительная нежность.
Принц огляделся. Поблизости никого не было.
— Где вы? — удивился он. — Я не говорил о правоте, я говорил о выборе. Выбор подразумевает две правды, не так ли? Но я не вижу вас.
— Зато я вас вижу. Кто вы? Обычно сёстры не пускают в сад посторонних — а это все жители мира, кроме пары избранных садовников. И, признаться, потому ваше общество не только удивляет, но и пугает.
— Моё имя — Кашуэ, леди, — принц склонился в поклоне. — Королевы дозволили мне побывать здесь, а вы назвали их сёстрами… Возможно ли, что вы — та самая третья королева, о которой они упоминали? Девушка, живущая в цветке?
— Я не живу в цветке, — на этот раз в чудесном голосе прозвучала горечь. — Я и есть цветок. Это моё проклятье — и моё спасение.
— Но как это возможно?
— Запечатав меня в цветке, сёстры спасли мне жизнь. Но можно ли назвать моё существование жизнью — я не знаю. Год за годом не покидать пределов сада, видеть одни и те же лица, сменяющиеся лишь тогда, когда предыдущие стареют и уходят, знать о внешнем мире лишь со слов сестёр… Я благодарна и за, что что есть, я не хотела умирать, но с каждым годом хочется всё большего. Свободы от заклятья. — Королева Пеор, хрупкая туманная фигура над цветком, горько усмехнулась. — Поначалу я была счастлива, но мы ведь не умеем довольствоваться тем, что есть. Так и я — сейчас я готова променять своё спасение даже на смерть, а ведь оно едва не погубило и сестёр!