В поисках Леонардо

Город Нью-Йорк, как известно (или, может быть, кому-то из читателей еще неизвестно), был основан голландцами, которые первыми добрались до устья реки Гудзон и осели в тех местах. В далекие времена он прозывался Новым Амстердамом, и жители его, новые амстердамцы, разговаривали преимущественно по-голландски, чудили на голландский манер и считали себя верными подданными Объединенных провинций. Такое положение не очень устраивало английского короля Карла II из династии Стюартов. Англичанам вообще трудно угодить, и поэтому где-то в середине XVII века Новый Амстердам был захвачен, переименован в Новый Йорк и вместе с новыми амстердамцами перешел во владение Англии. Почему «Йорк»? Потому что у Карла II был брат, герцог Йоркский, наследник короны. За исключением того, что он – да и то по чистой случайности – дал название одному из величайших городов мира, этот джентльмен в своей жизни не сделал ничего, заслуживающего внимания. Став королем под именем Якова II, он в короткое время так восстановил против себя своих подданных, что в конце концов его выставил из королевства зять, тоже, кстати, голландец. А так как Англия, вне сомнений, чудесная страна, последний с превеликим удовольствием сел на престол, взяв имя Вильгельма III. Разумеется, он поступил невежливо, ибо даже не дал себе труда дождаться, пока умрет его предшественник. Впрочем, надо признать, что долгожительство некоторых королей – настоящая проблема для их преемников, причиняющая обеим сторонам бесчисленные хлопоты, ибо старики со свойственной им косностью никак не желают умирать, а молодые рвутся поцарствовать молодыми, пока в этом есть хоть какой-то смысл. Как бы то ни было, Якова вместе с семьей выгнали самым бесцеремонным и унизительным образом, причем ему еще повезло, что он сохранил на плечах голову, в отличие от Карла I, своего родного отца. Общеизвестно, что потерять что-то ценное гораздо легче, нежели вернуть обратно, будь то голова или королевство, и, сколько Яков ни взывал к папе римскому, сколько ни плакался в расшитую жилетку французскому королю Луи XIV, сколько ни кричал о правах, законности и тому подобном, на трон он так и не вернулся. После долгих династических перипетий англичане выбрали себе в правители представителя ганноверской династии, состоявшей в дальнем родстве со Стюартами, и начихали таким образом на права, законность и римского папу. Чтобы завершить наше рассуждение о господстве англичан в Америке, добавим, что третий из англо-ганноверских королей, Георг III, не может не вызывать нареканий. Между прочим, он был долгожителем, что, в общем-то, хорошо для отдельного человека, но что (вспомним, король этот страдал душевным недугом) плохо сказалось на государственных делах. Так, бедняга даже не заметил, как от короны отпали Объединенные Американские Штаты, причем по самой пустяковой причине – им не понравилось повышение налога на чай. На карте образовалась новая независимая держава, англичане немножко повздыхали и отправились с горя завоевывать Индию, а король, похоже, так и не понял, что он потерял.

(Когда сегодня мы произносим «Нью-Йорк», то перед нашим внутренним взором возникают прежде всего статуя Свободы в диковинном зубчатом венце и небоскребы, подпирающие облака. У статуи Свободы немного надутый вид, потому что она стоит задом к городу и лицом к гавани, а какой угодно женщине надоест сто лет подряд любоваться только на свое отражение в воде. Вдобавок она, по долгу службы, держит здоровенный факел, и у нее наверняка за целый век затекла рука, так что нечего удивляться выражению лица почтенной скульптуры.)

Однако в 1880 году, когда происходили описанные выше события, небоскребы были значительно меньше и скромнее нынешних, не говоря уже о статуе, проект которой еще не возник в голове скульптора Бертольди; и Гюстав Эйфель еще не изготовил для колосса – девяносто три метра с пьедесталом! – железный каркас, предвосхищающий конструкцию его парижской башни. Только через шесть лет, в 1886-м, французское правительство подарит американцам статую Свободы, и она займет свое место в гавани Нью-Йорка.

Амалия, подплывая к Нью-Йорку и глядя в окно своей каюты, видела лишь трубы пароходов, воду, отливающую изумрудом, и какие-то здания вдали. Свои сведения об Америке она в основном почерпнула из романов Фенимора Купера и рассказов другого американского писателя – мистера Вашингтона Ирвинга. Она ожидала увидеть нечто экзотическое и запущенное, но перед нею предстал вполне обыкновенный город европейского типа, и ей стало немного скучно.

Вошедший Рудольф фон Лихтенштейн деликатно кашлянул. Амалия обернулась.

– А, это вы, кузен, – сказала она. – Садитесь, прошу вас.

Рудольф отметил про себя, что у нее усталый вид. Он опустился на один из стульев с позолоченными ножками и задумался, с чего бы лучше начать разговор.

– Должен сказать, – наконец нашел он слова, – что бесконечно вам признателен…

Амалия улыбнулась:

– Это я знаю, кузен. Вы могли бы и не утруждать себя такими пустяками.

Рудольф вздохнул. Заготовленная речь летела к черту.