В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

Дальше они движутся вдоль широкой реки Ауде-Маас. Несколько барж, идущих в Дордрехт, рассекают серую воду – поднимаются вверх по течению, поднимая белую пену и оставляя после себя желтый след. Баржи так тяжело нагружены, что палубы их возвышаются над водой лишь на фут, – зато Лин с тетушкой несутся так высоко. Лин просто сидит и смотрит по сторонам, а тетушка размеренно крутит педали, не снижая скорости. Колени ее ритмично поднимаются и опускаются, вверх-вниз, вверх-вниз, словно поршни паровоза, который увозил Лин из родной Гааги. Весеннее солнце рассеивает туман над полем по одну сторону дороги. Щебечут птицы. Тетя с Лин проезжают деревни с высокими домами красного кирпича. На деревенских улицах играют дети, а их матери стоят в очереди в пекарню. Но тетушка едет дальше. Лин мысленно взлетает и парит над землей.

Это путешествие прерывается, только когда они пересаживаются на речной паром. Он в точности как в книжках: труба, из которой валит угольный дым, оставляющий привкус на языке, палуба с вентиляционными трубами и самый настоящий капитан в фуражке на капитанском мостике. Можно представить, что ты на трансатлантическом лайнере: глубоко внизу бухает мотор, ты бегаешь от борта к борту, а потом стоишь на носу парома, точно впередсмотрящий, и наблюдаешь, как приближается берег. На пароме еще двое детей – девочка лет десяти и ее восьмилетний брат. Девятилетняя Лин как раз между ними, и вскоре они уже играют в исследователей Нила, высматривают врагов с оружием наготове. Здесь, на реке, ветер крепчает, треплет волосы так, что они лезут в глаза, в рот. После многих недель одиночества Лин вдруг оживает.

Но вот звук мотора меняется, и вот уже дерево скрежещет по металлу и до обидного быстро судно ударяется о причал и бросают швартовы. Почти сразу открываются ворота, и тетушка с Лин едут на велосипеде дальше, а вокруг снова расстилаются равнины, однообразие которых то и дело нарушают перекрестья каналов, обрамленных дамбами. Лин, которая на пароме ненадолго оживилась, резвясь с другими детьми, снова погружается в свои грезы, безучастно смотрит вокруг и толком не знает, куда они едут. День теплый, почти как летом, и воздух густеет от пахучих испарений, идущих от влажной земли. Лин неудобно сидеть на багажнике, свесив ноги, и путь кажется ужасно длинным. Но когда тетушка наконец останавливается, оказывается, что все еще утро.

10

Лин с тетушкой слезают с велосипеда. Они стоят на верху высокой дамбы, а перед ними – другая река, еще шире той, которую они пересекли на пароме. Это Ньиве-Маас, а на противоположном ее берегу, в нескольких милях ниже по течению, уже будет Роттердам. Лин и не подозревает, где она и куда ее везут, но это место – так, по легенде, рассказывали в Дордрехте, – где якобы погибли ее родители. Три года назад, 14 мая 1940 года, немецкие бомбардировщики уничтожили старый город, за один налет стерев с лица земли двадцать пять тысяч домов. Эти разрушения и грозящая Утрехту та же участь, если голландцы не сдадутся, делали отпор невозможным. Без военно-воздушных сил делать было нечего.

Когда Роттердам охватил огненный шторм, война мало значила для шестилетней Лин, и с тех пор она не видела ни бомбежек, ни расстрелов, ни даже разъяренного человека в военной форме. Квадратная миля руин на месте ренессансного центра города – совсем рядом, за горизонтом. Но с берега огромной реки, где стоит Лин, ей видно только солнце и свежескошенную траву.

Однако весной 1943 года в Роттердаме уже зреет и растет сопротивление. Этот город – промышленная основа Нидерландов, центр профсоюзных сил, откуда берет глубокие корни запрещенная с 1940 года Социал-демократическая рабочая партия (та самая, в которой состоят и чета Херома, и чета ван Эс). Напротив, через реку, – фермы, коровники и деревушки, где могут укрыться участники Сопротивления. А значит, там подходящее место, чтобы спрятать еврейскую девочку, когда в Дордрехте стало слишком опасно.

Лин не помнит, как приехала в Эйсселмонде. После дома ван Эсов она провела много дней в одиночестве то в одном, то в другом дордрехтском доме, и вылазки в большой мир даются ей все труднее.

Взрослые снова передавали Лин друг другу, ничего ей не объясняя толком и не прощаясь. Все так же, как и восемь месяцев назад, когда госпожа Херома забрала ее с Плеттерейстрат. Однако сейчас Лин, которая переходит из рук в руки, – уже совсем другая: смешными названиями улиц ее уже не развлечь. Она больше не плачет от тоски по родителям или семье ван Эс, не стремится подружиться с детьми на новом месте. Она словно спряталась в защитный кокон. Лин больше не думает о прошлом или будущем, и даже настоящее для нее сводится к крошечному набору повседневного. Воскрешая в памяти Эйсселмонде, Лин видит его только в черно-белых тонах. И едва ли не единственное, что ей удастся припомнить, – каким холодным был каменный пол и как не хватало дневного света.