— В Париже не лучше, — добавила Моника, — но в нашем доме в Биаррице всегда прекрасная погода. Через несколько недель мы поедем туда на долгие каникулы, и я надеюсь, что ты отправишься с нами. Мама и папа всегда настаивают, чтобы мы сопровождали их, куда бы они ни ехали.
Марина вдруг погрузилась в молчание. Моника нечаянно напомнила ей причину, по которой она оказалась в Париже: отец выпроводил ее из дому.
Солнце ласково пригревало землю, но настроение Марины было мрачным.
Моника весело щебетала с братом по-французски, а Марину даже не смущало, что она их не понимает. Она была слишком занята мыслями о доме и своей дорогой маме.
Девушка все еще чувствовала себя несчастной, когда они зашли в галерею. Моника и Саймон немедленно повели ее смотреть скульптуры Родена.
— Они великолепны, не правда ли? Такие живые, — выдохнула Моника, когда они кружили вокруг фигуры задумавшегося человека.
— Дух захватывает, — согласилась Марина, любуясь мраморной формой, что стояла перед ней. Вскоре она забыла о своей грусти и с головой окунулась в созерцание чудес вокруг.
Наконец они остановились в хвосте толпы, восхищавшейся изюминкой галереи — знаменитой картиной Леонардо да Винчи «Мона Лиза».
— По-моему, она выглядит сердитой, — прошептал Саймон в самое ухо Марины. — Она вовсе не красавица.
— Не могу с вами согласиться, — ответила Марина, — в ней есть такое же спокойствие, как в деве Марии, и это в высшей степени привлекательно. Все считают, что она очень красива, и жаль, что
Перед тем, как ответить, Саймон сделал паузу и заглянул в глаза Марине.
— Быть может, это оттого, что я ослеплен кем-то гораздо более миловидным!
Марина густо покраснела и отвернулась, ожидая найти рядом Монику. Однако за это короткое мгновение Моника успела исчезнуть. Как ни искала ее глазами Марина, подруги нигде не было видно.
— Вы кого-то ищете? — спросил Саймон. В его тон прокралась нотка легкой обиды.
— Я искала Монику.
— Ах, я бы не переживал за нее. Она так хорошо знает все эти галереи и не станет уходить далеко от нас. Вероятно, увидела какую-нибудь подругу. Пойдемте, я покажу вам еще много великих произведений искусства.
Саймон предложил Марине руку, и та неохотно оперлась на нее. Девушке не нравились чувства, которые вызывала в ней близость Саймона. Ее сердце бешено колотилось, мысли в голове путались.
«Ах, мама, как жаль, что тебя здесь нет! И не только потому, что ты не можешь увидеть эти чудесные картины», — думала она все время, пока они бродили по галереям.
Однако постепенно Марина, вопреки самой себе, начала поддаваться обаянию Саймона.
«Он такой внимательный», — констатировала она про себя.
— Смотрите, вот и Моника, — внезапно произнес Саймон.
И верно, от толпы отделилась знакомая фигура его сестры.
Внезапно Марина ощутила укол разочарования, оттого что перестала быть единственным объектом внимания Саймона.
«Да что же со мной такое?» — спрашивала себя девушка, когда они, покинув Лувр, шагали к ожидавшему их экипажу.
Бесполезно было отрицать, что она попала в водоворот незнакомого чувства.
Следующие несколько недель пронеслись для Марины быстро, и чувство беспокойства постепенно улеглось. Да, ее по-прежнему тянуло домой, в Лондон, но она понемногу привыкала к парижскому образу жизни, даже к поздним трапезам и еще более поздним ночным развлечениям.
У Моники был блистательный круг друзей; все радушно приняли Марину. Они водили девушку по магазинам, знакомили с новыми людьми и вообще ввели ее в свою повседневную жизнь.
— Ты выглядишь счастливее, — заметила однажды Моника, когда они возвращались домой после суматошного похода по магазинам за новыми шляпками. Ей удалось уговорить Марину приобрести бледно-лиловое шелковое произведение, увенчанное страусовым пером.
— Да, мне и самой так кажется, — согласилась Марина, крепко обхватив пакеты с покупками и чувствуя себя приятно взволнованной и грешной одновременно.
— И я скоро уговорю тебя сменить траурную одежду.
— Я… я не уверена, что уже готова к этому, Моника, — почти с сожалением вздохнула Марина.
Теперь, когда становилось теплее, а солнце светило так ярко, особенно легко было с головой нырнуть в водоворот жизни Соланжей и отбросить все мысли о смерти мамы.
— Ах, смотри: мама! — воскликнула Моника, когда они уютно устроились в маленькой кофейне рядом с Елисейскими Полями. — Мама,
Марина почувствовала зависть, целуя маму Моники в щеку. Мадам Соланж сияла; она только что вышла из дома подруги неподалеку.
— Намечается грандиозный бал, — объявила она. — Вы обе приглашены, будет музыка и танцы.
— И много очаровательных молодых людей? — кокетливо спросила Моника.