В поисках любви. Беседы о браке и семейной жизни

Нет добродетели — или порока — n-детности: хоть много-, хоть мало-, хоть средне-… Но есть добродетель рассудительности — которая к «рациональному выбору», как это ни странно, не имеет никакого отношения. Умение рассуждать — не логически обосновывать и препарировать, а видеть ситуацию «сверху», если не «свыше», — это дар Божий, о котором надо просить каждому христианину — вне зависимости от уже имеющихся образований и ученых степеней. Рассуждение — это один из даров Святого Духа, способность отличать настоящее добро от мнимого, кажущегося. Ведь и враг рода человеческого всегда стремится нас вытолкнуть в крайности, надевая личину ангела света. Беда не только в том, когда убивают зачатых во чреве, но и когда берут на себя неподъемный подвиг, от которого потом истощаются и впадают в отчаяние. Любая добродетель, взятая на себя без рассудительности, — опасна и чревата последствиями. И никакой «заказ» — от кого бы он ни исходил: от государства, семьи, общины, прихода или кого угодно — не может подменить собой рассудительности: самим же придется расхлебывать! …

А в чем тогда главная миссия православной семьи в мире, если не в чадородии?

Значимость отношений между супругами в семье гораздо выше и глубже, она выходит за пределы чадородия. Семья — это не время, которое мы проводим, дожидаясь старости. Это неправильно и ненормально, если в семье у супругов нет возможности полноценно общаться друг с другом, нет возможности погружаться в тайну другой души, учиться уважать свободу другого, его (или ее) несводимость к «заранее определенным рамкам».

Никакое количество детей не может быть оправданием невозможности реального и глубокого соединения душ этих людей. Потому что выходит, что любовь между людьми послужила лишь толчком к зачатию, — и на этом вся ее энергия истощилась и закончилась. А дальше пошла работать машина по обслуживанию тех, кто родился. Но эта машина однажды неизбежно остановится — и что дальше? Навязывать себя в качестве бабушек и дедушек?

Главный смысл, миссия семьи, вложенная в нее Богом, состоит в том, что семья — это пространство предельной концентрации любви в мире. Если ребенок всеми клетками своего организма этой любви не ощущает, если видит, что родители загружены какими-то навязанными извне установками и делаются заложниками этих шаблонов, при этом у самих глаза потухшие, жизни нет, нет никакой радости, даже с утра, то, мне кажется, что-то неправильно в нашей консерватории: ноты-то безупречные, да только со слухом у исполнителей проблемы…

Как вы считаете, почему многие восточные народы считают нормальным большое количество детей в семье, а в России это почти всегда осуждающие взгляды и отношение как к маргиналам. С чем это может быть связано?

Есть чадолюбивые нации, где многодетность воспринимается как достоинство, честь, норма, и готовность к ней — в крови; у русского народа — иначе, и дело здесь не только в воспитании.

Наша страна прошла через страшное горнило испытаний. Любой народ всегда четко разделен на определенные слои, которые и формируют общество как таковое. Так вот, все эти слои в нашей новейшей истории засунули в мясорубку и превратили в фарш. Из русского народа сделали фарш. Из которого можно было уже лепить что угодно. Те же самые грузины и другие жители Кавказа и Закавказья — они не стали «фаршем» в советский период. Да, их модус существования в государстве изменился, но внутреннее расслоение, устои как были, так и оставались в целом незыблемыми. А русский этнос по-настоящему пострадал. Поэтому мне кажется, что кризис современной российской семьи связан с глубинным кризисом идентичности.

Могу сказать, что российский исламский мир гораздо здоровее в плане семейных отношений, чем то, что мы именуем российским как бы православным миром. Это не на уровне теоретизирования, а на уровне практики особенно хорошо видно. Однажды я летел с маленьким сыном в Минеральные Воды. Почему-то нам указали места в разных рядах. Так вот, единственный, кто без всяких разговоров и просьб вскочил и поменялся со мной местом, — был мусульманин из одной из закавказских республик. «Конечно, батюшка, о чем разговор?» Остальные — наши, родные, русские, с крестами на груди, молодые и взрослые — делали вид, что не слышат, а то и просто отшивали: «Не видите, что ли, я уже сижу, и это — мое место!»

Когда вы приходите в кафе, например, то видите, что мы, русские, всегда сидим обособленно, по-отдельности, а мусульмане стараются не только поприветствовать единоверцев, но и сесть рядом друг с другом. Даже если в помещение заходит какой-то новый мусульманин, он тут же органически вписывается в это сообщество, несмотря на то что ни с кем не знаком.