Читаем В поисках молодости полностью

Когда я попал в кабинет министра Йокантаса, со своего места встал человек, у которого я должен был, как говорится, «перенять власть». Я видел его не раз, знал, что в Мариямпольской гимназии, где я учился, он когда-то преподавал латынь и как-то даже был директором. «Детки, спишите с доски латинские склонения и спряжения и повесьте у кроваток, а на сон грядущий и проснувшись помолитесь и повторяйте правила, повторяйте», — учил он гимназистов. Именно он не так давно лишил меня места по приказу Сметоны. Да, встреча была не из приятных. Но что поделаешь…

Министр узнал меня и начал прямо:

— Вы знаете, так неладно получилось… уж так неладно…

— Что именно?

— Да вот с вами, господин министр… Думаете, я по своей воле? Приказали…

— Это теперь неважно, — сказал я.

— Ну, разумеется… Вы, надо полагать, на меня в обиде?.. Думаете, я… А я тут меньше всех виноват… Как же ослушаешься президента!..

— Ясное дело, президента надо слушаться… Но оставим это. Есть дела поважнее…

— Ну, разумеется, господин министр… Вы пришли перенять министерство. Пожалуйста… Но у меня есть личная просьба. Вы меня куда-нибудь в гимназию… Я же был директором…

Бывший министр еще что-то доказывал, пока не убедился в том, что я ему не угрожаю и не обещаю, и тогда ушел. Некогда было думать о каком-то церемониале передачи министерства.

Оставшись в одиночестве в кабинете, я не успел даже как следует собраться с мыслями. В приемной уже сидели посетители. Бывшие министерские начальники, войдя в кабинет, заявили, что разбираются в положении и намерены лояльно относиться к новой власти. Не было смысла ожидать от них чего-то иного.

Найти новых людей оказалось не просто. Все же в скором времени пришли в министерство такие опытные педагоги, прогрессивные деятели, как Юозас Жюгжда, Юозас Генюшас,[114] Винцас Жилёнис и немало других. Пришел и Людас Гира. «Я ведь сперва прирожденный педагог, а только потом — поэт», — утверждал он. Кое-кого, правда, пришлось убеждать, даже просить. Одни думали, что не справятся, другие мечтали о работе в иных областях. Понемногу министерство заполнили новые люди. Начальником культурного департамента (позднее — управления по делам искусства) я пригласил литератора Пятраса Юодялиса, который за последние годы заметно полевел, усердно работал в журнале «Литература» и других наших изданиях. Во Дворце президента его кандидатуру утвердили довольно оригинально. Юстас Палецкис наложил резолюцию на мою визитную карточку, так как другой бумаги не оказалось под рукой.

Посещение Юстаса Палецкиса тоже запало мне в память. Миновав обширный зал Дворца президента, я вошел в бывший кабинет Сметоны. Поговорив с Палецкисом о делах, рассказав о своей работе, я покосился на шкафчики с книгами.

— Интересуешься библиотекой Сметоны? — спросил Палецкис. — Загляни.

Я открыл один из шкафчиков. На полках стояли молитвенники, несколько книг Платона на древнегреческом языке, сочинения Сметоны, какие-то случайные издания.

— Библиотека была в другой комнате? — спросил я.

— Да нет. Здесь все, — ответил Юстас Палецкис.


Многое пришлось решать самому, не дожидаясь указаний.

Каждый день в бывшем дворце министров по улице Донелайтиса проходили заседания нового Совета Министров. Заседания чаще всего вел Креве. Я сразу же заметил, какой он настойчивый человек. Заседания он проводил быстро, твердо зная, чего хочет, не позволял министрам долго разглагольствовать. На первых же заседаниях стало ясно, что докладывать ему надо покороче, точно и ясно мотивируя; что решения он тоже принимал быстро. А ведь обсуждались тогда важнейшие вопросы, вставшие перед Народным правительством в первые дни его работы: амнистия политзаключенных, легализация Коммунистической партии, роспуск реакционных организаций, расторжение конкордата с Ватиканом, коренное переустройство аппарата власти и армии, множество других проблем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное