В поисках молодости

У моих помощников в Министерстве просвещения энергии, энтузиазма хоть отбавляй, но всем нам недоставало одного — опыта. Мы знали, что всю политику в культуре и просвещении надо повернуть в новое русло. Но как это сделать — мы не совсем понимали. Немало наших педагогов, да и не только педагогов, были воспитаны в клерикальном профашистском духе. Гимназии были превращены в цитадели реакции, где насаждались национализм и шовинизм — ненависть к другим народам, в первую очередь к русским и полякам. Молодежи вдалбливали мысль, что Литва окружена врагами, но мы настолько могучи, что для нас плевое дело разгромить какую-нибудь Польшу (надо думать, подобным же образом и полякам вдалбливали мысль, что они разгромят всех своих соседей, и мы видели, что из этого вышло). Неолитуаны, скауты, атейтининки, павасарининки и прочие организации — вот куда втягивали нашу молодежь фашисты и ксендзы, вот где они готовили для себя смену. Приходилось без промедления, в корне, менять всю систему воспитания. Но как и с чего начать?

Среди сотен лиц, мелькавших в эти дни в моем кабинете, я отчетливо запомнил милое лицо Саломеи Нерис.

Пришла она одной из первых. Раскрасневшаяся, счастливая, глаза так и сверкают. Радостно было видеть ее оживление. Она обняла и расцеловала меня — кажется, впервые в жизни.

— Как я рада! — взволнованно сказала она. — Как я рада, что начинается новая жизнь… И как хорошо, что ты здесь…

Я начал было объяснять, что не хотел идти в министерство, но Саломея со мной не согласилась. Сама она решила все свое время посвятить творчеству и поэтому попросила освободить ее от обязанностей учительницы.

— Всюду столько нового, что голова идет кругом… Писать, писать — вот что мне нужно… Сколько новых тем! Какое чудесное настроение! Я чувствую, что могу сделать что-то хорошее… Такое время!..

Я вспомнил, что министерство недавно получило предложение выделить кому-нибудь стипендию для поездки в Швецию. Я не знал, что это была за стипендия, кто ее дает, но напомнил о ней Саломее.

— Я всегда любила путешествия, — с улыбкой сказала она. — Но теперь лишь чудак мог бы воспользоваться этой стипендией. Уезжать из Литвы в такое время… Нет, Антанас, ты, конечно, шутишь. — Саломея вдруг встала, крепко пожала мне руку. — Но я тебе мешаю. За дверью же несколько десятков человек!

Мы попрощались. Я обещал уволить ее из школы, а она пригласила меня в свой домик в Палемонасе, где мне ни разу еще не приходилось бывать.

После напряженной работы, бесконечных заседаний настоящим блаженством было в это жаркое лето вырваться хоть на несколько часов за город. За городской чертой повеяло свежестью лугов. Голубое небо было чистым и безмятежным. В Палемонасе я добрался до двухэтажного «гнездышка», который выстроили молодожены — Бернардас и Саломея Бучасы, вернувшиеся из Парижа. Хозяева радушно встречали гостей. Среди них, насколько помню, были Винцас Миколайцис-Путинас и Юозас Юргинис.[117] Компания была небольшая, мы гуляли, восхищаясь спокойствием дня, ходили к Неману, старались не говорить о повседневных заботах. Потом обедали в столовой, крохотной, как и все комнатки этого домика. И все равно не смогли обойти молчанием события, которыми жила наша страна, не могли не вспомнить о войне, идущей на Западе.

Провожая нас, Нерис остановилась у калитки и сказала:

— Война… я часто о ней думаю… — В ее голосе я почувствовал страх. — Не затронет ли птица войны своим крылом и нас?

Кто-то из гостей рассмеялся, сказал, что бояться нечего, но я еще долго помнил взгляд поэтессы, судорогу ее губ, ее пальцы, крепче сжавшие ручонку сына.

И месяца не прошло с создания Народного правительства, как на 14 июля 1940 года были объявлены выборы в Народный сейм. В первые же дни существования новой власти был опубликован подписанный президентом республики закон о выборах в сейм. Я помню бурное предвыборное совещание нашей интеллигенции в Каунасском театре. На нем выступали П. Цвирка и М. Мешкаускене, актеры и художники — в каждой речи чувствовалось желание выбрать такой сейм, который бы выразил волю народа жить по-новому и свободно.

Помню совещание в бывшем дворце таутининков «Пажанга», где второй секретарь Центрального Комитета вышедшей из подполья Коммунистической партии Литвы Адомас-Мескупас, позднее, в годы Отечественной войны, погибший в Литве партизаном, — говорил о предстоящих выборах сейма и их подготовке. В ту же ночь с художником Юозасом Микенасом мы выехали в Вилкавишкис помочь в организации выборов.