Читаем В поисках молодости полностью

Город оказался уютным. Небольшая гостиница, в которой мы остановились, поражала чистотой, комнаты обставлены на старинный лад, с пуховыми перинами, с фарфоровыми умывальниками, в которые надо было наливать воду из белых кувшинов. В усыпанном песком садике стояли столики и легкие стулья. Здесь мы отдыхали, пили легкое дешевое тирольское вино, играли в шахматы. Сруога, которому Италия не нравилась и из которой он рвался в свою стихию — в Альпы, теперь стал разговорчивее. Он охотно садился за шахматную доску, чтобы сразиться с тем или иным экскурсантом, договорившись, что проигравший ставит всем вино. Увы, Сруога выигрывал не часто, и странно было видеть, как он нервничает и сердится от проигрыша. Он болезненно раздражался, становился угрюмым, замолкал, сжимал губы и посасывал трубку. Проиграв, Сруога расхаживал вокруг, враждебно поглядывая на противника. Потом некоторое время наблюдал, как играет другая пара. Снова садился к столу и внимательно следил за игрой и наконец сам брал у кого-нибудь черные или белые и начинал играть, тихо, задумчиво, не поднимая глаз от доски.

В Инсбруке мы позаботились обо всем необходимом для альпиниста. Когда мы надели брезентовые куртки, подкованные большими гвоздями ботинки, взвалили на спину тяжелые рюкзаки (в них мы переложили взятые еще из Каунаса колбасы и сало), прицепили к ним котелки, взяли в руки ледорубы, — мы ничем не отличались от сотен других туристов, которые толпами валили по всем улицам.

Сев на поезд, мы сошли на полустанке Штейнах. Перед нами, сколько видел глаз, возвышались горы, далеко уходя в небо в легком утреннем тумане, уже пронизанном лучами солнца. Казалось, до вершин рукой подать и не пройдет двух часов, как мы доберемся до самых дальних. Шаг за шагом, тринадцать туристов двинулись по горной тропе.

Но не прошло даже часа, как нам уже казалось, что силы иссякли, что сделаешь еще три шага и свалишься. Но делаешь три, и еще десять, и еще двадцать — и все еще стоишь на ногах. И только когда руководитель находит подходящую полянку и позволяет сесть, мы с невероятным наслаждением сбрасываем рюкзаки и растягиваемся на теплой земле меж камней! Мимо снуют туристы, здороваясь с нами привычным здесь: «Grьss Gott». Изредка появляется погонщик мула, на спине которого приторочены плоские бочонки. Это замечательное тирольское вино, утеха альпинистов, едет в горные хижины.

Так началось наше путешествие по Альпам. Оно продолжалось две недели. В первые дни, когда мы поднимались все выше по горным лугам, переходили вброд холодные ручьи, текущие с вечных ледников, все было внове для нас. А наш руководитель, словно подзуживая нас, уставших от тяжелой ноши, иногда говорил:

— Что ж, наверно, лучше пить молоко у мамы в деревне или лежать, вывалив пузо у озера, чем таскаться по незнакомым горам?

А мы ничего не отвечали, только тайком вздыхали. Поначалу плечи ныли под непривычной ношей — двадцатью килограммами всевозможных продуктов, которые, правда, таяли день ото дня. Выяснилось, что в горных хижинах можно недорого питаться, и мы совсем отказались от своего груза, тем более что в горах не просто приготовить себе пищу. Но чем дальше, тем веселей шли мы по горам. Перед нами открылась величественная картина — мы подошли к ослепительно сверкавшим ледникам. Солнце, отражаясь во льду и белом снеге, просто обжигало глаза сквозь черные очки. У тех из нас, кто попробовал на ходу загорать, закатав рукава и штанины, с рук и ног вскоре слезла кожа.

Тирольские Альпы пересекали тропинки, помеченные камнями, выкрашенными в красный цвет. И лишь по этим тропинкам можно было идти. Там, где кончались альпийские луга и начиналось царство вечного снега, приходилось идти по узким опасным тропам. Здесь то и дело попадались надписи: «Nur fьr Schwindelfreie».[59] На самом деле, брала оторопь при взгляде вниз — далеко-далеко под тучами виднелись озаренные солнцем или покрытые туманом долины, темно-зеленые, со спичку величиной ели, узенькие нити серебристых рек. А подняв голову, можно было увидеть высокую вершину, на которой не так давно ты побывал со своими товарищами. Все это снилось мне еще несколько лет после возвращения с Альп.

Мы ночевали теперь в горных хижинах. Они были разбросаны повсюду — и на альпийских лугах, и в горных лесах. Они были даже на ледниках, куда, казалось бы, так трудно доставить строительные материалы. И все-таки их построили, оборудовали, устроили комнаты отдыха, небольшие уютные ресторанчики с видом на горы, леса, реки — на удивительный альпийский мир.

Казалось, что наш руководитель вновь родился в горах. Он рассказывал нам свои приключения и путешествия по Кавказу во время первой мировой войны, объяснял, что Альпы по сравнению с Кавказом кажутся красивой открыткой. Кавказ величествен и дик, а эти горы уже исхожены туристами вдоль и поперек. Сруога мечтал еще когда-нибудь попасть на Кавказ, где он когда-то бродил, прячась от мобилизации в армию Временного правительства, жил у полудиких горцев, которых никогда не забудет.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное