В поисках наслаждения

— Что ты имеешь в виду? Как ты выжил? Как попал сюда? Как тебя впустили? Почему скрываешься в чужом обличье? Тем более в этом? Ты не знаешь или не хочешь говорить мне?

— Лиззи, умоляю. — Он взял ее руки в свои и тихо произнес: — Ты должна понять. Ты должна еще немного потерпеть.

Ее сердце в груди похолодело, как будто его вырвали, и все тепло вдруг иссякло.

— Нет! Ты не можешь говорить это серьезно. Не можешь. Я не в состоянии больше это выносить. Я не выдержу. Не выдержу и часа. Ты не можешь просить меня об этом. Ты должен вытащить меня отсюда. Должен.

— Лиззи. — Он продолжал держать ее, согревая вдруг ставшие влажными ладони в своих. — Ты должна пока остаться здесь, — сказал он спокойно.

Слишком спокойно. Хотя его голос прозвучал неровно.

Лиззи вырвала руки. Нет. Она и слушать не хотела это неразумно. Это плохо. Нужно что-то делать, Нужно выбираться отсюда. Джейми должен забрать ее отсюда. Она бросилась к двери.

Он поймал ее в свои объятия, пытаясь успокоить.

— Лиззи, прощу тебя.

Ничего не понимая, она стала бороться с ним и царапаться в попытке вырваться из комнаты, и избавиться от этого чудовищного чувства, этой новой невыносимой боли.

— Прошу тебя, взмолилась она, — ты должен вытащить меня отсюда. Ты жив. Скажи им. Скажи и забери меня отсюда!

Она слышала в своем голосе нотки истерии и острой обиды.

— Я не дам им тронуть тебя, Лиззи. Я обещаю. Обещаю, — прошептал Джейми хрипло ей в ухо.

В его голосе звучала боль. Его руки сжимали ее железными обручами, вызывая тоску по уюту и теплу его тела, но она продолжала вырываться.

— Как ты можешь это обещать? Ты должен сейчас же забрать меня отсюда. Ты не можешь оставить меня здесь.

Она перешла на крик. Да. Надзиратель услышит шум и придет, увидит, что Джейми жив, и ее освободят.

— Пусти меня.

— Не могу. Иисусе Христе, Лиззи. Не могу.

Его лицо и глаза почернели от боли, и голос осип.

— Но как, скажи на милость, могла я убить тебя, когда ты вот он — живой и невредимый! Ты не умер. Не умер.

В коридоре послышались шаги и звяканье ключей по ту сторону двери.

Джейми сжал ее изо всех сил и прошептал в ухо:

— Не могу ничего тебе объяснить, но ты не должна никому говорить, что видела меня.

— Нет. Как ты можешь просить меня об этом? Нет!

— Господи, Лиззи, я не могу. Не могу. Слишком многое поставлено на карту. Ты должна набраться терпения. Должна верить мне. Скоро, очень скоро, Я обещаю. Клянусь.

Но что бы он ни говорил своим мученическим голосом, ничто не могло ее убедить.

— Ты не можешь оставить меня здесь. Не можешь.

Он отступил назад, стараясь отодвинуть ее от себя. Но она отчаянно вцепилась в его одеяние мертвой хваткой, не желая отпускать. Ему пришлось силой оторвать ее от себя и держать за запястья.

— Лиззи, послушай меня! Послушай. Потерпи немного. Совсем немного. Обещаю, Обещаю. Охрана!

Беспомощно дернувшись в его неумолимых руках, она обвисла, теряя силы и волю.

— Нет, Джейми, нет. Пожалуйста, не оставляй меня. Пожалуйста, умоляю. Не оставляй меня.

— Прости, Лиззи. — Он опустил ее вниз, потому что ноги ее не держали, и она осела на холодный каменный пол. Он в последний раз прижался в поцелуе к ее губам. — Прости меня. Прости.

Тут дверь открылась, и он ушел.

— Джейми. Джейми! — закричала она, ударяя кулаками в пол.

Снова и снова, повторяя его имя, пока не охрипла и не разбила руки в кровь.

Марлоу вышел из тюремных ворот. Его руки дрожали. Свернув за угол, он прислонился спиной к стене и набрал в легкие воздух. Слава Богу, он уговорил Макалдена не сопровождать его.

Он, и только он, сделал это с Лиззи. Тюремное заключение совершенно сокрушило ее, а может, даже убило. Он не смог бы причинить ей больше вреда и боли, если бы взял палку и избил.

Как, спрашивается, мог он допустить такое?

Он и в дурном сне не мог представить, что подобное могло случиться. Вонь, грязь, экскременты, и среди всего этого — Лиззи. Будь он проклят. От нее прежней ничего не осталось.

Ей было бы легче, если бы он не поддался мучительному чувству вины и не пошел с ней встречаться. Без его появления она, возможно, еще держалась бы. Но теперь он окончательно уничтожил ее веру в него. Потому что поставил страну и карьеру выше своей семьи, и Лиззи за это заплатила непомерно высокую цену. Она никогда его не простит.

И еще не сказал ей того, что собирался сказать, когда туда направлялся.

Помощь скоро придет. Благодаря стараниям леди Теодоры, миссис Таппер и запоздалому вмешательству Адмиралтейства он сумел заручиться поддержкой адвокатуры самой высокой репутации. Это отчасти облегчало сокрушительное чувство вины, которое испытывал за все то зло, что причинил ей, пусть даже и неумышленно. Это смягчало муки совести, но не могло заставить ее замолчать.

Он не сказал, что любит ее, хотя собирался. Готовое признание вертелось на языке, но очевидная боль и обида, что ее предали, в сочетании с его собственным непреодолимым чувством сожаления запечатали ему рот. Он не имел права любить ее, если его любовь сотворила с ней такое.