В поисках невидимого Бога

Вскоре, однако, НКВД арестовало Чишека. Целых пять лет он провел в мрачных застенках Лубянки, подвергаясь мучительным допросам. Оставаясь в одиночестве, Чишек подолгу вопрошал Бога: где, в чем он ошибся? Ведь он призван на священническое служение, а как служить в камере–одиночке? Что толку от всей его подготовки? Или Бог за что–то его наказывает? Впоследствии он уступил требованиям следователей и подписал признание о причастности к шпионажу, хотя от дальнейшего сотрудничества категорически отказался. Его приговорили к пятнадцати годам исправительных работ в Сибири.

В лагере было еще тяжелее: сильные холода и четырнадцатичасовой рабочий день. Однако Чишек, постепенно завоевав доверие христиан, наконец получил возможность нести священническое служение. Он рисковал, терпел наказания и искал Бога. Мало–помалу в нем не осталось и следа инфантильной веры. На смену ей пришла вера зрелая, но сохранившая тот детский дух, о котором писал Фредерик Бюхнер.

Когда Чишек готовился к священническому служению, ему и в голову не приходили те обстоятельства, в которых он окажется. Сначала в Польше, затем на Лубянке и в сибирском лагере, и, наконец, в красноярской ссылке он попадал в условия, которые сам для себя ни за что бы не выбрал. У него не было христианских книг и почти никакого христианского общения. Вино и хлеб для Евхаристии он добывал и проносил тайком. Любая миссионерская деятельность была запрещена. Одно время Чишек даже чувствовал себя преданным: слишком уж расходилось его реальное служение с тем, чего он ожидал.

Но он научился принимать Божью волю по принципу «но не чего я хочу, а чего Ты». Как пишет сам Чишек, «не такой, какой в скудости нашего человеческого ума мы ее полагаем». Он, простите за каламбур, волей–неволей жил по воле Бога «двадцать четыре часа в сутки, смиренно принимая людей, мести, обстоятельства, которые Он отвел нам». Чишек понял: раньше у него были собственные представления о том, как должна быть устроена жизнь, и он наивно полагал, что Бог поможет ему эти представления реализовать. А на самом деле Чишеку пришлось учиться принимать в качестве Божьей воли те ситуации, которые каждодневно перед ним вставали и никакому контролю не поддавались.

Во–вторых, отец Владимир, молясь о хлебе насущном, стал получать новые дары свыше:

«Я понял, что каждый день для меня должен быть не просто препятствием, которое нужно преодолеть, и не просто сроком, который нужно пережить. Каждый день исходит из Божьей руки — заново созданный и полный возможностей исполнить Его волю. Мы, со своей стороны, можем принимать и приносить обратно Богу всякую молитву, труд и страдание дня, сколь бы незначительными и несущественными они нам ни казались. Но сейчас я убежден, что в общении человека с Богом не бывает маловажных моментов. Таково таинство Божьего Промысла».

И наконец Чишек научился доверять. Он описывает, как мучился сомнениями. Можно ли доверять Богу в условиях, когда все, казалось бы, стремилось перечеркнуть его веру? Многому он научился у русских и украинских собратьев–заключенных: «Для них Бог был не менее реален, чем их собственный отец, брат или близкий друг». Они далеко не всегда умели рассказать о своей вере, но глубоко в сердце у них жило неиссякаемое упование на Божью верность. Они доверяли Богу, обращались к Нему в тяготах, благодарили за немногие радости и чаяли, что пребудут с Ним вечно.

Чишек часто задавался вопросом, как ощутить Божье присутствие. В самом, казалось бы, невероятном для этого месте, в сибирском лагере, он узнал важную истину:

«Верой мы ведаем, что Бог присутствует всюду и всегда. Стоит лишь обратиться к Нему — Он приближается к нам. Поэтому именно мы должны вводить себя в Божье присутствие, именно мы должны, веруя, обращаться к Нему. Именно мы должны совершать прыжок за пределы привычных представлений — прыжок к вере, к осознанию, что мы находимся в присутствии любящего Отца, Который всегда готов выслушать наши ребяческие рассказы и ответить на наше детское доверие».