Наверно, Лэнг был бы только рад, если бы можно было ограничиться научными занятиями. К сожалению, дело обстояло иначе. К этому времени у майора накопился достаточный опыт, чтобы более или менее трезво представить себе, чего можно ждать впереди. И размышления на эту тему приводили к довольно мрачным выводам: «Не многие решатся в одиночку путешествовать между Триполи и Гадамесом; никто не станет этого пробовать между Гадамесом и Туатом. Но даже двадцать человек не могут чувствовать себя в безопасности между Туатом и Томбукту. Все говорят мне, что этот маршрут очень отличается от дороги в Борну — регулярного торгового пути, по которому под защитой паши может путешествовать и дитя. На этой же дороге сталкивается много противоположных интересов, а влияние паши кончается в Гадамесе». Действительно, Юсуф Караманлы даже в Гадамесе не имел уже ни влияния, пи власти. Единственными хозяевами здесь были кочевавшие в пустыне племена туарегов. Им надо было платить за безопасный проход через кочевья, а с деньгами у Лэнга дела обстояли совсем неважно. Услуги шейха Бабани стоили и так недешево, а он к тому же оказался и нечист на руку. Словом, были причины для беспокойства.
А в довершение всего в Гадамесе майора догнало письмо, в котором лорд Батерст сообщал ему (и Уоррингтону) о своем недовольстве превышением сметы экспедиции. Письмо было настолько неприятное, что у Лэнга даже промелькнула мысль — не вернуться ли? Он, конечно, сразу же ее отогнал: слишком сильна была в этом человеке вера в то, что именно ему предстоит решить проблему Нигера, да и самолюбие не позволило бы отдать успех другим — тому же Клаппертону, например. Но зато своему тестю Уоррингтону Лэнг писал, что кажется себе похожим на полководца, одержавшего крупную победу, но вместо награды получившего от начальства выговор, причем выговор не за большие людские потери — они никого не заботят, а за перерасход пороха и снарядов.
Единственным отрадным событием стала состоявшаяся наконец встреча с Хатитой аг Худеном. Лэнг, по-видимому, возлагал на туарегского вождя большие надежды, а Хатита пообещал довести путешественника до места, от которого до Томбукту, по его словам, останется всего двадцать дней пути. Что это было за место, сейчас сказать невозможно, ясно только, что надежды Лэнга и на сей раз не оправдались.
3 ноября экспедиция вышла из Гадамеса. Теперь она двигалась почти прямо на юг. Обстановка впереди была неясной, ходили упорные слухи, будто арабы-шаамба перехватили дорогу. Шейх Бабани, возглавлявший караван, панически боялся и их, и туарегов. Лэнг по его совету сократил число вьюков, чтобы не привлекать чрезмерного внимания кочевников и иметь возможность двигаться быстрее. Из-за страхов, терзавших Бабани, караван шел зигзагами, то удаляясь от главной тропы, то возвращаясь на нее. А бояться были причины: Бабани потратил на закупку товаров, которые можно было выгодно продать в Томбукту, те деньги, на какие он по соглашению с Уоррингтоном должен был нанять конвой для своего каравана. Но Лэнга радовало уже то, что его экспедиция снова двинулась к цели, и, оставляя Гадамес, он радостно писал в Триполи: «Когда вы получите… мои письма, можете считать, что я наверняка уже в этом городе (Томбукту. —
13 ноября примерно в двухстах пятидесяти километрах к югу от Гадамеса караван повернул на запад, а 3 декабря благополучно вошел в Айн-Салах, центр области Туат. До Томбукту отсюда оставалось тридцать-сорок дней пути. Здесь уже собирался крупный торговый караван, к которому намерен был присоединиться и шейх Бабани. Рассчитывали, что после недельного отдыха можно будет начать решающий этап путешествия. Лэнг был первым европейцем, которого видели в этих местах, поэтому в первые дни пребывания в оазисе он просто не знал, куда деваться от любопытных, желавших увидеть небывалое чудо — живого христианина. Но настроен он был очень оптимистично: «Я еще не в Томбукту, но постоянно к нему приближаюсь», — бодро писал майор своим друзьям в Лондон. Это письмо вместе с докладом в министерство колоний о плачевном состоянии экспедиционных финансов 7 декабря 1825 года повез из Айн-Салаха в Триполи все тот же Хатита аг Худен.
Но справиться со всеми делами за неделю не удалось. Главное же — на дороге к Томбукту было очень неспокойно. Арабы племени улед-делим разграбили несколько караванов, и купцы просто боялись оставлять гостеприимный и безопасный Айн-Салах. Приходилось ждать, как ни противно это было деятельной натуре Лэнга. Теперь долго не предвиделось оказий в Триполи, и майор по нескольку дней писал одно письмо, так что получался своего рода дневник. 13 декабря он писал Уоррингтону, что человеку, который не обладает первой и важнейшей из добродетелей — терпением, нечего делать в Туате.