В поисках Нового Града. Воспоминания.

Григорян. Да, вы его посадили одним боком в святую Русь. Об этом мы потом с вами поговорим.

Чертихин (зав. Политиздатом). Анатолий Эммануилович! Я заведую Политиздатом. Вы никогда не разбираете брошюр, вышедших в нашем издательстве. Почему это? Вы их не читали? Зная вас, мне трудно в это поверить. Видимо, вы предпочитаете спорить с вашим воспитанником Дулуманом.

Левитин. И с Ильичевым.

Чертихин. Анатолий Эммануилович! Я хочу обратиться к вам не по-товарищески; конечно, мы с вами не товарищи.

Левитин. Безусловно.

Чертихин. Я хочу обратиться к вам как к своему бывшему коллеге. Я кандидат наук; вы тоже готовились стать кандидатом. Научный работник должен писать о своей области, о том, что является его специальностью. Вы же с необыкновенным апломбом лезете в совершенно несвойственные вам области. И вот, вы оперируете термином «философская материя», между тем как такого термина нет. Вы пишете, что современная наука может давать гениальные открытия, но не может дать законченной картины мира. Вы пишете, что Декларация прав, принятая посланцами Эйзенхауэра и Черчилля, является основой социализма.

Левитин. Я это не писал.

Романов. Вот цитата из письма к Никодиму: «Необходимо широко опубликовать Декларацию, привести в соответствие с ней все законодательство и строить в соответствии с ней всю повседневную деятельность. Это основа социалистической демократии».

Левитин. Это совершенно другое дело: речь идет о социалистической демократии. О какой, действительно, демократии может идти речь, если важнейший, принципиальный документ, подписанный и ратифицированный, не только не проведен в жизнь, но даже не опубликован?

Чертихин. Вы сбиваете людей с толку, Анатолий Эммануилович, их одурачиваете. Мы не можем с этим мириться.

Левитин. Уважаемый коллега! Прежде всего не стройте из себя сироту казанскую и не разыгрывайте роль обиженного. Можно подумать, что вы сидите в Ново-Кузьминках и печатаете свои статьи в двадцати экземплярах, а я их печатаю миллионными тиражами. В письме к Никодиму я привожу свой ответ лагерному оперуполномоченному, предложившему мне стать стукачом:

«Если эти люди говорят неправду, их надо опровергать, а если говорят правду, с ними надо согласиться».

Голоса. Знаем, читали.

Левитин. Если я пишу неправду, так вам, заведующему Политиздатом, ее опровергнуть легче, чем кому бы то ни было. Вас же читают десятки тысяч человек.

Романов. Десятки миллионов.

Левитин. Тем более. Что же вы не опровергаете?

Чертихин. Нам не до этого.

Левитин. А теперь чего вы всполошились? И чего вы сюда пришли?

Чертихин. Пришелся случай. Вот и сказали.

Трушин. (Читает по бумажке). Когда он услышал, что здесь находится уполномоченный Совета по делам Православной Церкви, он сразу сделал против меня выпад, назвав меня диктатором московской Церкви. (Смешки. Чей-то голос: «Как же обер-прокурор»). На самом деле все это неверно. Все знают, что мы действуем в строгом соответствии с законом. И на последнем совещании уполномоченных это было специально указано. Все дело в том, что Анатолий Эммануилович оторвался от жизни. К нему ходят священники, которых мы снимаем с регистрации. Есть священники, которые нарушают законы, и их мы снимаем. Не можем же мы их не снимать, потому что Левитину это не нравится. И Анатолий Эммануилович им верит. Почему ему не обратиться к нам за разъяснениями. Я получаю много писем и на них всегда отвечаю.

Романов. К вам Анатолий Эммануилович обращался когда-нибудь?

Трушин. Никогда. Между тем для него открыты все двери: и Дом научного атеизма, и все редакции, и все инстанции. Для чего же вы избираете путь такого закрытого распространения ваших произведений?

Левитин. К сожалению, не очень закрытого. Вы их все знаете. Кстати, откуда вы их знаете?

Майор Шилкин. Это мы вам все объясним. Анатолий Эммануилович.

Трушин. Или вот вы работаете истопником. Это же одно лишь прикрытие. На 35 рублей нельзя жить.

Майор Шилкин. Да еще оплачивать машинисток.

Григорян. Анатолий Эммануилович! Разрешите вам сказать, как журналист журналисту. Ведь прежде всего, когда к вам поступает материал, вы его должны проверить, потом дать сигнал в ту или иную инстанцию, а потом уже публиковать. Вы же часто публикуете материал шестимесячной давности, факты, уже давно исправленные.

Левитин. Все это одни разговоры. Укажите такие факты.

Романов. Вы касаетесь в ваших статьях буквально всех сторон общественной жизни. И буквально в каждой статье — о культе личности. Все уж о нем забыли. Надо ли писать об этом?

Григорян. Нет, писать о культе личности надо, когда имеются его остатки.