В поисках Нового Града. Воспоминания.

Здесь, прося извинения у читателя, я позволю себе опять почти кощунственную параллель: между смертью, погребением и воскресением Христа и написанием Евангелий прошло примерно столько же времени, сколько между смертью моего учителя обновленческого Митрополита Александра Введенского и тем моментом, когда я писал о нем. А писал я о нем в последний раз в прошлом году, т. е. 32 года спустя после его смерти. Я тем не менее абсолютно точно изложил все что я знаю. Но ведь многого я не знаю, и, если о нем будет писать кто-нибудь другой, может быть, он вспомнит такие события, которые мне неизвестны (а мне очень многое неизвестно), и внесет исправления в мой рассказ.

Разумеется, нет никакого сходства, и даже помыслить невозможно сравнение между Александром Введенским и Тем, Чьего имени мы даже назвать недостойны, но свойства памяти у всех людей во все времена примерно одинаковы.

Так что ни о каких «непримиримых противоречиях» нет речи, и, только подходя с предвзятой мыслью, будучи ослеплен предвзятой идеей, человек может их увидеть.

Далее идут уже совсем странные придирки: почему Христос дал ученикам совет: «Продай одежду твою и купи меч». Об этом я уже говорил в своей работе о Л. Н. Толстом, которая является приложением к первому тому моих воспоминаний «Лихие годы». Да потому, что Христос сам идет на страдания, а не посылает на страдания своих учеников. О них Он говорит: «Из тех, кого Ты мне дал, Я не погубил никого». Ученикам Он дает указание бежать, а если нужно, то и защищаться.

Ничего противоречащего принципу: «Поднявшие меч от меча погибнут» — здесь нет: само собой разумеется, что речь идет о тех, кто «первый поднимет меч».

Ничего «недоброго» и странного нет и в чуде со смоковницей. Это лишь то, о чем говорит Христос в Своей прощальной беседе с учениками: «Кто не пребудет во Мне, извережется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин.15:6).

Вообще, когда говорят о любви Божией, о любви Христовой, пламенной и могучей, нельзя сравнивать эту любовь со стародевической сентиментальностью. Любовь, пламенная и могучая, всегда связана с гневом. Это хорошо заметил знаменитый русский поэт:

«Господь, меня готовя к бою,
Любовь и гнев вложил мне в грудь,
И Он Десницею святою
Мне указал правдивый путь».

(А. К. Толстой)

Примеры священного гнева мы видим у Христа часто: и в Его обличениях фарисеев, и в Его горьких словах, обращенных к неверующим иудеям, — Христос сам иудей, — и восточный горячий темперамент свойствен и Ему, как очевидно свойственны и еврейские черты лица, и еврейский язык, и еврейский склад мышления — и все национальные черты, кроме греховных. Отца Сергия смущает «это странное множество бесноватых в Евангелиях» (почему их нет теперь?) (стр. 103).

Может быть, отец Сергий слышал когда-нибудь о существовании таких учреждений, как «сумасшедшие дома»? Туда их теперь и сажают. Но в Иудее их не было, и сумасшедшие разгуливали на свободе, а о том, что именно у душевнобольных бывают моменты сверхъестественных тайных откровений и особых мистических переживаний, свидетельствует такой компетентный специалист, как профессор Ясперс, замечательный немецкий философ-экзистенциалист, по специальности психиатр, проведший большую часть своей жизни в лечении психически больных (в берлинских психиатрических клиниках). Да, впрочем, и не только в психиатрических больницах можно и теперь наблюдать явления, аналогичные «беснованию».

Как православный священник, верно, отец Сергий, служа на приходе, сталкивался с таким явлением, как кликушество, называемое в народе «порчей».

И наконец, разбор нравственных предписаний Спасителя. «Дивное учение об Отце Небесном, Который бесконечно милосерд и о всем промышляет. Но Учитель не сказал: почему же Отец Небесный попускает такое зло, такие страдания в своем мире» (стр. 103). Сказал.

«А это есть суд, что Свет пришел в мир, но возлюбили люди больше тьму, чем свет; ибо были лукавы дела их» (Иоанн, 3, 19). Это греческий подлинник, в русском переводе выражение еще более рельефное: «потому что дела их были злы». Конечно, Бог мог бы насильно спасти людей от них самих. Гм! Гм! Мы с отцом Сергием видели, что получается из того, когда некоторые «благодетели» насильно спасают людей. Насильно спасать людей нельзя: надо, чтобы сами они внутренне переродились, стали бы новыми, а тогда исчезнут и «зло и страдания».

«Учитель призывает нас к личному совершенству — богоподобному, доступному разве только редчайшим избранникам ценою безграничного самоотречения; но мы не слышали ничего в поучение нам, обыкновенным, средним людям, для которых невозможна такая личная святость, но которые хотели бы все-таки прожить людьми хотя бы просто „порядочными“, „исполнить долг, завещанный от Бога“, нам грешным — в семье, в труде, во всем нашем малом призвании» (стр. 103–104, 118).

Опять ляпсус. Открываем Евангелие.