В поисках Нового Града. Воспоминания.

Несколько подробнее рассказывается об этом у Луки. Там прибавляется к повествованию Матфея и Марка о том, что Христос вошел в лодку Симона, стал оттуда проповедовать и предложил Симону закинуть мрежи в море. Просто несколько детализированный рассказ. И все. Из Евангелия Иоанна, однако, следует, что Христос и ранее был знаком с Андреем, Иаковом, Иоанном и Петром. Он видел их еще в то время, когда сыновья Заведеевы (апостол Иоанн Богослов из скромности опускает свое имя и имя брата) и Андрей слушали проповедь Иоанна Крестителя. Тогда же Он познакомился с Симоном и предсказал ему, что он будет называться «камень». Вполне естественно, что всех их Христос как-то знал раньше: не мог же Он вдруг войти в лодку к незнакомым людям и пригласить их ни с того ни с сего за Ним следовать, все оставив. Совершенно же неправдоподобно было бы, если бы они вдруг откликнулись на подобное приглашение. Очевидно, они Его знали, с Ним разговаривали. Он произвел на них сильное впечатление, и достаточно было незначительного толчка, чтобы они за Ним последовали.

Какое же тут нашел отец Сергий «непримиримое противоречие»?

Дальше отец Сергия считает, что «непримиримое противоречие» есть в описании «Последней вечери» (обыкновенно говорят «Тайной вечери»). У синоптиков все обстоятельства, связанные с Тайной вечерей, передаются совершенно одинаково. Очевидно, о. Сергий имеет в виду то обстоятельство, что евангелист Иоанн упускает здесь момент преломления хлеба, но зато очень подробно говорит о предсмертной беседе Спасителя. Опять-таки никакого «непримиримого противоречия» здесь нет. Просто в предсмертной беседе Спасителя (по Иоанну) самая идея «Евхаристии» выражена так полно и глубоко (сравнение с лозой и ветвями), что евангелист упустил самый момент преломления хлеба и вкушения чаши, тем более что ко времени написания четвертого Евангелия этот момент уже был достаточно описан тремя другими евангелистами.

И еще одно соображение: преломление хлеба (мацы) и благословение вина хозяином стола является необходимым моментом, входящим в церемонию «сейдера» (еврейской пасхальной трапезы). Если это была пасхальная трапеза — «сейдер», — так ясно было и то, и другое: и преломление хлеба, и благословение вина; можно специально об этом евреям и не рассказывать.

Далее отец Сергий увидел какие-то «непримиримые противоречия» в описании Гефсиманской ночи. Какие? Совершенно непонятно. Все обстоятельства, связанные с Гефсиманией: моление о Чаше, разговор с учениками, взятие Иисуса Христа, — все совершенно тождественно, кроме нескольких совершенно уже несущественных деталей, — абсолютно никакой разницы в описании этих событий четырьмя евангелистами нет.

Далее какие-то «непримиримые противоречия» о. Сергий нашел в описании Голгофы. Какие? Все обстоятельства, описанные во всех четырех Евангелиях, относящиеся к крестной смерти Спасителя, во всем основном идентичны.

Можно указать лишь следующие различия: покаяние благоразумного разбойника у евангелиста Луки, — о нем не говорится в других Евангелиях, — и подробный рассказ евангелиста Иоанна о Матери Иисуса Христа, которая стояла у креста (и слова Христовы, обращенные к Матери и к нему), а также рассказ о том, как воин пронзил копием ребра уже умершего Спасителя. По-разному также излагают они предсмертные слова Спасителя, но как же могло быть иначе? Они стояли в толпе, скрываясь, боясь даже издали (все, кроме Иоанна) подойти к кресту, а подойдя к кресту, задержаться хоть на минуту лишнюю. Вполне естественно, что одни уловили одни слова, другие — другие. Даже то, что они по-разному передают свое впечатление о разбойниках, — это тоже вполне естественно: весьма вероятно, что благоразумный разбойник вместе со своим товарищем сначала хулил Иисуса Христа, а потом перед самой смертью спохватился, — и здесь произошло мгновенное озарение.

Кстати сказать, находясь в лагере, я часто замечал у «блатных» (а ведь это те же «разбойники») такие переходы.

И наконец, никаких противоречий нет в повествовании о воскресении. Иисус Христос являлся ученикам в разное время, при разных обстоятельствах; они и описали каждый свои видения. Если бы они хотели что-то сочинять, то все было бы совсем не так: они описали бы явление Христа перед толпами народа, покаяние судей, ужас палачей и так далее. Но, как известно, ничего этого в Евангелии нет. Почему это? Да потому что евангелисты писали то, что видели, и во время, близкое ко Христу.