В поисках острых ощущений

В окружении своих сокурсниц-«голландок» Ахмет направлялся к выходу на набережную, когда вдруг заметил знакомую фигуру. Собственно, ее было сложно не заметить. В приметном, оживленном месте, где на небольшой площади сосредоточено множество скульптурных изображений весьма незначительной художественной ценности, стоял ни кто иной, как капитан Алексей Иванович Власенков. В тесном красном пуховике и потертых джинсах его можно было принять за студента-переростка. Ахмет с извинениями распрощался с девушками и приблизился к своему куратору. Тот сосредоточенно рассматривал некий сад небольших камней, похожих на кукольные надгробья, каждый камень обозначал здесь один из университетов в разных городах и странах, с которыми у питерского университета, надо понимать, имелись контакты.

– Ты где учился, Леха? – насмешливо спросил Ахмет. – Явно не здесь. Наверное, в академии МВД?

– Не будем терять время на болтовню! Ты вечером едешь в аэропорт встречать гостя?

Ахмет собрался было съязвить на тему риторических вопросов, но сдержался. Просто кивнул.

– Давай еще раз. Ты его ни разу не видел?

– Не видел. Не имел счастья.

– И он тебя не видел. Если ты ничего не перепутал. Еще раз, как, по-твоему, гость тебя опознает?

– Еще раз. Я думаю, что те ребята, которых я туда отправил, подробно описали мою внешность. Поэтому никаких журналов «Огонек» в левой руке или других знаков не предусматривается. Буду стоять в толпе встречающих, вот и все.

– Ладно. Не опаздывай. Мы будем поблизости.

– Это вы зря. Я-то вас не замечу, но он наверняка профессионал.

– За нас не беспокойся.

Вечером Ахмет послушно приехал в аэропорт и занял свой пост немного в стороне от выхода, но так, чтобы его наверняка можно было увидеть. Прилетевшие мужчины были как правило темноволосыми, с кавказскими чертами лица, по большей части с усами. На Ахмета никто из них не обращал внимания. Он понимал, что все делает правильно, и беспокоиться не о чем, но почему-то нервничал. Когда незнакомец обратился к нему по имени, он вздрогнул как от удара током.

– Ахмет? – повторил приезжий с каким-то минимумом вопросительной интонации. – Будем знакомы. Я Влад.

Это был высокий, спортивного сложения человек в черной куртке, и с черной спортивной сумкой в руках. Лицо и шея у него были красными, как если бы он перегрелся на южном солнце. Густые седые брови и короткая седая шевелюра подчеркивали красноту. Лицо абсолютно европейского типа, ничего арабского или восточного не наблюдалось. Не Ибрагим, не Сулейман – Влад. На вид лет сорок.

– Удивлен? – усмехнулся Влад. – Ожидал встретить кого-то другого?

– Вы русский? – тупо спросил Ахмет.

– Русский, да. Точнее украинец.

4

Предложение Петра Грицая стоило того, чтобы его обдумать. Первое, что представляется очевидным: работать во славу Украины Валера Журбенко не станет. И потому, что это никак не вяжется с его убеждениями, и потому, наконец, что это просто опасно. Где, скажите, будет храниться подписанная им бумажка (если он ее подпишет)? В каких секретных киевских файлах она будет скопирована? Не попадется ли на глаза российскому кроту, работающему в СБУ? Не доберутся ли до нее московские хакеры? Последствия предсказуемы – 20 лет заключения или пускай даже намного меньше, но все равно, это не то, чего человеку хочется больше всего на свете. И вместе с тем принять предложение, пожалуй, надо. Сам по себе отказ может таить в себе некоторую опасность – кто их знает, как они будут реагировать, услышав твердое «нет». Но важно другое: удастся вытащить Юрку из плена.

Это вообще гуманно, и, что ни говори, он все же сын.

Его, Валеры Журбенко, единственный ребенок. Можно было бы перебрать старые фотографии, но все они остались в Киеве. Можно вспомнить, как чудесный малыш радовался первому виденному в своей жизни снегу, как горько плакал, упав с велосипеда, как переживал, когда они всей семьей хоронили котенка. А потом мальчик подрос, и уже безжалостно обвиняет отца: он, мол, равнодушен к чаяниям своих украинских соплеменников, он чрезмерно буржуазен, он слишком много внимания уделяет поведению за столом, он своим деланным спокойствием доводит мать до слез, он трижды пропускал важные соревнования сына, он даже опоздал на выпускной вечер… Это Юрка у матери научился возводить всякую ерунду в серьезные домашние преступления.

Вину свою, однако, Валерий Ефимович признает. Он виноват в том, что в суете как-то упустил сына. Ведь не в одночасье все случилось! Это же процесс – сын отдалялся, отдалялся и, наконец, пропал, исчез с радара. (Последнюю фразу надо будет записать, пригодится). И как теперь будет выглядеть весьма рискованный поступок по отношению к вообще-то совсем не близкому человеку?