В поисках потерянного звука. Экспериментальная звуковая культура России и СССР первой половины ХХ века

На мой вопрос, какие выводы он сделал для себя из статей в “Правде”, он ответил, что он хочет показать своей творческой работой, что он указания в “Правде” для себя принял.

На мой вопрос, признает ли он полностью критику его творчества, он сказал, что большую часть он признает, но всего еще не осознал <…>

Председатель комитета по делам искусств при СНК СССР Платон Керженцев беседует с представителями коллективов художественной самодеятельности. Июнь 1936. Фотография Ю. Н. ­Халипа. РГАКФД

Я указал ему, что он должен освободиться от влияния некоторых услужливых критиков, вроде Соллертинского, которые поощряют худшие стороны его творчества, создавшиеся под влиянием западных экспрессионистов <…>

Я ему посоветовал по примеру Римского-Корсакова поездить по деревням Советского Союза и записывать народные песни России, Украины, Белоруссии и Грузии и выбрать из них и гармонизировать сто лучших песен. Это предложение его заинтересовало, и он сказал, что за это возьмется.

Я предложил ему перед тем, как он будет писать какую‐либо оперу или балет, прислать нам либретто, а в процессе работы проверять отдельные написанные части перед рабочей и колхозной аудиторией.

Он просил меня передать, что сов. композиторы очень хотели бы встретиться с т. Сталиным для беседы»[380].

В июне 1936 года Керженцевым была составлена докладная записка Сталину и Молотову «О необходимости изъятия из открытой экспозиции московской Третьяковской галереи и ленинградского Русского музея работ русских художников-авангардистов группы “Бубновый валет” и других подобных формалистических группировок»[381].

Несмотря на то, что Платон Керженцев был ответственен за «успешное» преследование Всеволода Мейерхольда, Михаила Булгакова, Дмитрия Шостаковича, Сергея Прокофьева и многих других, на пленуме ЦК партии в январе 1938 года выступил А. А. Жданов: «Председатель Комитета по делам искусств т. Керженцев, проявив фальшивую “бдительность” по отношению к молодым музыкантам, в то же время допустил безобразное засорение чуть ли не всей системы Комитета вражескими элементами. <…> Комитет и его председатель т. Керженцев не справились с высокоответственной задачей руководства советским искусством.»[382]. В 1938 году Керженцев был снят со своей должности. В 1939–1940 годах он был заместителем главного редактора Большой и Малой советских энциклопедий, которые ввели в культурный обиход новую официальную, подвергнутую цензуре версию истории России, переписанную согласно политическому ­заказу Сталинских властей.

8.4. Месяц из жизни Евгения Шолпо

Стараясь добиться финансирования своей лаборатории графического звука, входившей в то время в состав Института театра и музыки, конструктор Евгений Шолпо договорился о демонстрации синтетических фонограмм, созданных с помощью вариофона, перед комиссией из членов акустической лаборатории и профессуры Московской государственной консерватории. Для этого 10 июня 1937 года он приехал в Москву. Шолпо требовалось договориться о кинозале; проверить оборудование; пригласить комиссию; провести презентацию; получить официальную оценку комиссии со всеми подписями.

На решение этих задач у Евгения Шолпо ушел ровно один месяц, в течение которого он был вынужден ежедневно по многу часов обходить многочисленные инстанции.

Добившись своего, несмотря на постоянные неисправности оборудования, хроническое отсутствие персонала, откровенный саботаж чиновников, Шолпо получил копии положительных экспертных оценок. Все тщетно. Выясняется, что с самого начала Институт театра и музыки забыли внести в список организаций, нуждающихся в финансировании.

Дневник Евгения Шолпо[383].

10 июня — 3 июля 1937 года утром, в Москве, на Ленинградском вокзале я условился с директором Ленинградского Музыкального научно-исследовательского института Р. П. Баузе, что мы встретимся с ним завтра в 12 часов дня в Управлении музыкальных учреждений и вместе пойдем к начальнику Управления С. С. Шатилову.

11 июня — с 12 часов дня я ждал в Управлении Музыкальных Учреждений встречи с Р. П. Баузе до 2‐х часов дня и не дождался.

13 июня с 11 часов утра я ждал Р. П. Баузе там же и опять не дождался.

14 июня — с 11 часов утра там же не дождался.

15 июня — телефонировал в Отдел науки и изобретений ЦК ВКП(Б) к тов. Шилову — просил принять. Завтра.

16 июня — в Отделе науки и изобретений ЦК ВКП(Б) меня принял тов. Шилов, но говорить не смог, т. к. был вызван на заседание. Завтра.

17 июня — в 1‐ом часу дня меня принял тов. Шилов. Говорили. Знакомился с моим делом. Обещал доложить К. Я. Бауману и телефонировать П. М. Керженцеву.

20 июня — в Управлении музыкальных учреждений меня принял С. С. Шатилов. Я сказал, что приехал, знакомить П. М. Керженцева с моими работами. В моем присутствии тов. Шатилов телефонирует помощнику Керженцева тов. Вейнтраубу и говорит, что нужно сделать показ моих работ П. М. Керженцеву. Определенного ответа не получает и предлагает об ответе справиться у него по телефону в конце дня.