Владимир Кара-Мурза, хороший человек, оказался в руках такого же хорошего человека и хорошего доктора — Дениса Проценко. И это было главным.
25. Чайка
Мне нужно было время, чтобы вернуться в нормальное состояние после отравления Володи. К счастью, летом Кремль оставил меня в покое. Но 5 октября, примерно за месяц до вручения премии Магнитского, Майкл Ким, от которого уже давно не было вестей, позвонил из Нью-Йорка.
— Извини, Билл, но новости не очень хорошие, — сказал он. «Бейкер-Хостетлер» снова в деле.
Он только что получил уведомление, что Джон Москоу и Марк Цимрот собираются в суд за разрешением на новый, второй допрос. Было очевидно, что они учли свои прежние ошибки, и теперь вместо общих вопросов и запросов документов они сузят их так, что, вероятно, судья Гриеса даст им разрешение. Майкл считал, что у нас не было вариантов избежать этого.
И он оказался прав. 9 ноября судья Гриеса без каких-либо препинаний удовлетворил их просьбу и поручил нам согласовать дату допроса до начала основных судебных слушаний, которое еще не было назначено, но было запланировано на начало следующего года.
Я не мог понять, для чего им это. Первый допрос был полным фиаско — им не удалось получить от меня нужную им конфиденциальную информацию. А стоило это им немало.
Но позже всё стало ясно.
17 ноября, после вручения премии Магнитского в Лондоне, Марк Цимрот подал в суд официальный документ, обвиняющий меня и Сергея в краже 230 миллионов долларов. Сделал это он на основании заявления генерального прокурора России, которое с этими новыми обвинениями было направлено в Минюст США.
Кремль скармливал этот вымысел внутри страны в течение многих лет, но теперь они решили заняться экспортом.
Такая стратегия защиты была безумной. Грязные деньги были на счетах «Превезона» в Нью-Йорке, а не у меня; и именно они должны были объяснять их происхождение, а не я. Судили их, а не меня. Проталкивание теорий заговора в суде не могло помочь им оправдаться.
Какой бы грубой ни была их стратегия, но наши враги открыли карты. Эти обвинения наглядно показывали, что второй допрос никак не связан ни с защитой «Превезона», ни даже с их попыткой заполучить наши секреты. Речь шла о закреплении ложных обвинений против меня на Западе посредством суда. После этого они могли бы постить мои ответы в интернете (как они это сделали по результатам первого допроса), в рамках своей кампании убеждая всех, что это мы с Сергеем злодеи, а не они.
Если вопрос, состояться допросу или нет, разрешился, то вот с датой всё было непросто. В декабре у всех возник конфликт с ее согласованием. Мне надо было прилететь из Лондона; на допросе должна была присутствовать американская прокуратура, а их график уже был занят другими делами; приближались рождественские праздники; вдобавок, дочь Цимрота выходила замуж сразу после Рождества, что совсем не оставляло свободных дней.
Судя по всему, российские клиенты сильно давили на Цимрота, и он настаивал на дате 7 декабря. Но прокуратура не могла участвовать в этот день, и поскольку на допросе должны присутствовать обе стороны, я тоже не явился.
Это настолько разозлило Кремль, что в тот же день Цимрот подал заявление о признании моего отсутствия неуважением к суду. Ребята явно шли на обострение. Неуважение к суду карается тюремным сроком. Но даже судья Гриеса со своим не вполне ясным рассудком понял, насколько неуместно было это заявление, и зарубил его на корню, не разрешив обжаловать его решение. Он попросил всех участников процесса успокоиться и договориться о новой дате.
На этом всё должно было бы закончиться, но два дня спустя газета «Дейли Бист» опубликовала статью о Денисе Кацыве и Наталье Весельницкой. Издание получило документ, свидетельствующий о том, что Кацыв потребовал от Минюста США возмещения «
Статья называлась «
Он утверждал, что между мной и американской прокуратурой существовал заговор с целью уничтожения репутации семьи Кацывов. Цимрот обвинял нас в координации кампании в прессе против них и сговоре, направленном на уклонение от допроса. Ну и самым нелепым было утверждение об еще одном заговоре, приведшем к возбуждению дела против «Превезона». Он говорил так, будто правительство США в лице прокуратуры — это такая марионетка, исполняющая мои прихоти, а я — Карабас-Барабас.