В то утро я ждал своей очереди в фойе для гостей шоу «Си-Эн-Эн», а Энтони был в эфире с телефона. Он пытался объяснить произошедшее, но ведущий Крис Куомо не признавал этих объяснений. Интервью получилось жарким и длилось почти полчаса. Обычно все утренние шоу расписаны по секундам, и такой перебор по времени практически невозможен.
Энтони наконец-то закончил, и я собрался выйти на съемочную площадку. До начала слушаний в Сенате было еще много времени. Но во время рекламной паузы, разделявшей Энтони и меня, на площадку выбежала взволнованная продюсер и сказала:
— Мне очень жаль, господин Браудер, но у нас не осталось на вас времени. Предыдущий гость выступал слишком долго.
— Меня обидел забияка [
Улыбнувшись, она повторила:
— Мне очень жаль.
До начала слушаний оставалось еще два часа, и вместе с телохранителями мы отправились в закусочную неподалеку от Капитолия, где я угостил их завтраком. За яичницей и тостами они рассказывали мне свои боевые истории о самодельных взрывных устройствах и борьбе с повстанцами в Ираке. Это разговор позволил забыть о нервозности предстоящих слушаний.
Подкрепившись, мы вновь отправились в здание Сената им. Харта. Я ожидал, что без Трампа-младшего и Манафорта народу будет меньше, но не был готов к тому, что увидел. Выйдя из лифта, мы оказались в абсолютно пустом коридоре. Не было ни очереди, ни толпы репортеров, ни дополнительного обслуживающего персонала. В зале заседаний был один-единственный фотограф, сидевший на полу, перед столом выступающих, скрестив ноги, а телекамеры были только от «Си-СПАН» (C-SPAN), в обязанности которой входит съемка всех заседаний комитета, какими бы незначительными они ни были. Пресса была представлена одним журналистом в красно-синей гавайке и темно-синем спортивном пиджаке. Я понятия не имел, кто он и из какого новостного агентства.
Было досадно, но с этим ничего нельзя было поделать. Я сосредоточился на сенаторах и притворился, что зал полон.
Я занял единственное место за столом приглашенных, а мои телохранители сели по бокам в первом ряду.
Около девяти сенатор Грассли спустился с возвышения президиума и подошел ко мне поздороваться и поблагодарить за то, что я согласился остаться еще на день. Обведя пустой зал рукой, я спросил:
— Похоже, кроме меня, больше нет выступающих. Нужно ли придерживаться лимита в семь минут?
Положив руку мне на плечо, сенатор Грассли добродушно ответил:
— Нет, сегодня всё время ваше, Билл.
Меня привели к присяге.
Я не взял с собой ни бумаг, ни блокнота, ни ручки, и некому было помочь (Джулианна уже улетела в Калифорнию по делам). Но я не нервничал. Я не был стеснен временем, и в течение одиннадцати минут я рассказывал нашу историю так, как я ее чувствовал.
Большинство слушаний в Сенате — это отчасти спектакль. Сенаторы произносят речи и задают вопросы, усиливая свою партийную линию, и сейчас не обошлось без этого. Республиканцы пытались дискредитировать Гленна Симпсона и хотели услышать от меня, что досье на Трампа было полным вымыслом, а демократы давили на то, что встреча в Башне Трампа была доказательством сговора между Кремлем и избирательным штабом Трампа.
Я не поддался, держа курс прямо по центру. Я не мог позволить превратить эти слушания в партийные разборки. Мне нужно было, чтобы и республиканцы, и демократы продолжали работать вместе. Мне нужно их единение, чтобы дать отпор Путину, который пытался сорвать принятие закона Магнитского. К счастью, по мере продвижения слушаний партийные разборки сошли на нет, и сенаторы обеих партий искренне хотели понять, зачем Кремль так поступает и почему Путин так себя ведет.
В течение часа и сорока пяти минут я раскрывал его мотивацию. Я рассказывал о том, как часть денег из украденных 230 миллионов долларов поступила на счета доверенного лица Путина — виолончелиста Сергея Ролдугина. И о том, что это не единичный случай, а одно из тысяч преступлений, от которых Путин получил выгоду, и смог сколотить состояние, оцениваемое в 200 миллиардов долларов. И что почти всё это состояние хранится в финансовых учреждениях на Западе и может быть заморожено в соответствии с законом Магнитского. Именно по этим причинам этот закон представлял собой угрозу лично для него и для его армии высокопоставленных чиновников.
Четверо из девяти сенаторов были бывшими прокурорами, и их профессиональная дотошность и умение докапываться вопросами до сути позволили многое прояснить. Когда я закончил отвечать, мне показалось, что присутствующие в зале законодатели наконец прозрели. Впервые всё обрело смысл: одной из главных причин вмешательства Путина в американские выборы и был закон Магнитского.