В поисках правосудия: Арест активов

Скорая была действительно скорой, но врачи не смогли понять причину состояния Володи. Погрузив его в машину, срочно, с воющими сиренами помчались в Городскую клиническую больницу № 23 (ближайшую к РИА «Новости»), где его сразу положили в отделение реанимации. Артериальное давление упало до критического уровня — 100/20. Врачи были уверены, что у него обширный сердечный приступ, но, к несчастью, у этой больницы не тот профиль. Стабилизировали, как смогли, вновь в машину скорой и стрелой в Центр сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева, где его начали готовить к экстренной операции.

Услышав об этом в новостях, отец Володи тут же помчался в Бакулевку. Известный журналист с хорошими связями, он сумел найти одного из ведущих кардиологов страны и попросить его о помощи — срочно приехать в больницу. Тот приехал, успев до того, как Володю вкатили в операционную. Ознакомившись с симптомами, попросил всё немедленно отложить. С сердцем всё в порядке, а столь сложная операция могла убить Володю. После быстрого и жесткого обмена мнениями ведущий кардиолог убедил коллег в своей правоте.

2:30 ночи, Володя не приходит в сознание. Новый диагноз — отравление «неизвестным» веществом.

6:00 утра, его перевозят в Первую Градскую[9] на Ленинском проспекте — одно из самых современных медицинских учреждений России. Состояние критическое: отек головного мозга, легкие не работают, почки отказали. Искусственная кома, интубация, аппарат искусственной вентиляции легких, диализ почек, гемодиализ крови от токсинов, парентеральное введение лекарств для конт­роля опасно низкого кровяного давления.

Это было 27 мая. Состояние Володи было настолько тяжелым, что этот день мог стать последним в его жизни.

23. Диппочта

Весна 2015 года

В тот день мы всей семьей отправлялись в путешествие и в полдень садились на рейс Лондон—Лиссабон. Когда раздался звонок, мы с супругой продвигались вслед за детишками к трапу самолета. Звонила Лена Серветтаз, та самая ведущая эфира французского радио, которая сообщила мне об убийстве Бориса Немцова. Безуспешно пытаясь сложить коляску одной рукой и держа розовый рюкзачок принцессы в другой, я сумел ответить ей только после пятого звонка.

— Билл, — с тревогой в голосе сказала она. — Владимиру Кара-Мурзе стало плохо в Москве!

Я замер.

— Когда?

— Он был на встрече. Ему стало очень плохо. Он в больнице.

— Что с ним? — перекрикивая шум аэродрома, спросил я.

— Я не знаю.

Моя супруга оказалась уже впереди нашей процессии и обеспокоенно оглядывалась на меня. Я снова двинулся к трапу и, оставив сложенную коляску рядом с шасси самолета, поднялся на борт.

— С кем он встречался?

— Я не знаю.

— В какой он больнице?

— Этого я тоже не знаю и пытаюсь выяснить.

Добравшись до своего места в салоне и облокотившись на спинку сидения, я сказал Лене:

— Я сейчас в самолете. Перезвоню, как только приземлимся.

Я нажал отбой и засунул телефон в карман. Супруга вполголоса спросила:

— Что происходит?

— Владимиру стало плохо в Москве. Он в больнице, — тихо ответил я.

— Кара-Мурза? — переспросила она так же тихо.

— Да, — кивнул я.

Она побледнела.

— Боже мой.

— Да уж, — согласился я.

Мы усадили детей и пристегнули ремни. Я судорожно пытался дозвониться до наших общих друзей, включая Кайла из Вашингтона, чтобы рассказать им о случившемся и узнать детали, если они им известны. Никто ничего не знал. Дверь закрылась, и самолет начал выруливать на взлетную полосу. Этот трехчасовой перелет был самым длинным в моей жизни.

Мы приземлились, и я сообщил Лене, что снова доступен. Снова набрал номер Кайла, написал Вадиму и Ивану в Лондон, сбросил эсэмэски всем знакомым журналистам в Москве. По-прежнему никакой новой информации. Но поскольку Володя был конфидентом Бориса Немцова, в голову лезли только зловещие мысли.

В тот вечер у нас был семейный ужин в ресторане отеля. Дети были в восторге от каникул и ни на кого и ни на что не обращали внимания. Но мыслями я был далеко и не отходил от телефона.

На следующее утро наконец пришли новости. Российские медиа писали о веерном отказе органов у Володи, вызванном «острой почечной недостаточностью на фоне интоксикации».

«Острая почечная недостаточность на фоне интоксикации» — удобный диагноз, который можно интерпретировать как угодно, но для меня диагноз был ясен: я знал, что Владимира отравили.

Однако позже в тот же день отец Владимира сделал неожиданное заявление. Он предположил, что состояние его сына могло быть вызвано «аллергией», или «стрессами», или даже «недостатком сна». Он сказал: «Это может быть всё что угодно: вчерашний чебурек, банан, яблоко... Я думаю, никакого криминала здесь нет».