В поисках себя. История человека, обошедшего Землю пешком

Как-то утром, на третий день пути в районе Икике я обнаруживаю вокруг какие-то странные рисунки. Вчера, когда сгущалась ночь, я не заметил их. При свете дня понимаю: со склона холма на меня смотрит гигантская лама. Это геоглифы — громадные узоры, созданные руками древнейших художников, живших здесь задолго до эпохи Колумба. Их «рисовали», выкладывая нужный контур камнями прямо на земле. Все они устремлены прямо в небо, и многие сохранили свой первозданный вид со времен возникновения Великой дороги инков… Я с удовольствием изучаю их, называя поименно: вот гуанако, дикая лама, а это кондор, а тут лиса — построились бок о бок, демонстрируя свои причудливо абстрактные формы. Эта безграничная выжженная солнцем земля, обезвоженная руками человека, взволнована своей незримой божественной сущностью. И лишь отдельные знаки этой великой сущности высечены на ее поверхности… Кажется, будто пустыня переговаривается с небесами на одном лишь ей известном мистическом, вечном языке.

Когда я наконец добираюсь до первого постоялого двора, то напоминаю золотоискателя, вернувшегося в родной салун[31] с приисков после многодневных трудов. Я буквально врываюсь в дверь трактира, стоящего на краю крошечного поселка. Внутри все забито горнорабочими и водителями: большинство клиентов работает неподалеку на месторождениях селитры. Кстати, я иногда припоминаю, что мой путь пролегает по местам богатейших залежей лития, меди, железа… Удивительная пустыня: совершенно неплодородная земля изобилует подземными богатствами. Дни проходят бессмысленной чередой, и настроение мое стремительно падает. С каждым шагом я буквально теряюсь в изобилии голубого и бежевого цвета — цвета моря и неба, песка и камней. Кажется, что больше нет ничего, кроме монотонной вереницы моих собственных шагов, нарушающих тишину.

А тем временем мой внутренний мир, как неведомое экзотическое растение, распускается буйным цветом, подпитываемый бурлящим потоком мыслей. Я не мешаю мыслям блуждать — и неожиданно позволяю себе буквально все: миражи, фантазии, видения, откровения, пророчества… Уже не имеет значения, истинные они или надуманные. Граница между добром и злом пошатнулась и рухнула. Нет больше ни Господа, ни религий. Я один в этой безбрежной пустыне, и есть только один закон — мой. Вечерами я пишу. Мараю страницы своего дневника набросками и эскизами. Пытаюсь найти свое собственное объяснение силе притяжения… Устройству мироздания… Даже самому Богу! Меня преследует странное чувство — я слишком погрузился в мистику. Еще бы! Ведь сейчас это л сам Господь Бог! Невиданная доселе сила пьянит меня, и я издаю истошный вопль — именно вопль, крик сумасшедшего, умалишенного — да кто меня здесь услышит?

На дороге в Антофагаста, миновав «волчий пик» Ла Пунта-де-Лобос, я вдруг понимаю, как сильно меня тянет к морю — к водной стихии, мерно накатывающей на прибрежные скалы. Присаживаюсь на камень, закрываю глаза и пытаюсь услышать, что говорит мне море. И слышу… В самом деле слышу его. Оно шепчет: «Я родилось от одного только вздоха, так давно, что никто не помнит тех времен… Новая луна сменялась полной луной, а я встречало тысячи тысяч мореплавателей, а потом еще и еще тысячи… А потом я смешало свою синеву с синевой небесной и добавило к ним немного оранжевых огней заката… Сегодня из далеких краев ты пришел ко мне. Я все ближе к тебе, но не стану тебя трогать, хотя знаю, что ты тронут мной до самой глубины души. Я перед тобой, и ты любуешься моими золотисто-бирюзовыми переливами в туманной прибрежной дымке. Эти пенные волны, лижущие каменистый пляж, — моя последняя улыбка, и я дарю ее тебе. А теперь прислушайся к тайнам, что нашепчет тебе твоя душа, до самого последнего звука… И знай, что перед тобой еще тысяча разных дорог…» Я поднимаюсь с камня и, изо всех сил напрягая голос, кричу в ответ:

— Почему?! Почему ты говоришь именно со мной?! — но величавое и безграничное море уже безмолвно; только тихим плеском прибоя оно, кажется, неслышно посмеивается надо мной.

Нужно сказать, что мои возвращения к цивилизации всякий раз приводят меня одновременно и в замешательство, и в восторг. После многих недель одиночества громада города Антофагаста требует, чтобы я побыстрее приспособился к его ритму. Здесь, у подножия крутого горного склона, повернутого в сторону одного из ключевых портов на побережье Тихого океана, проживает более 300 тысяч жителей. Отсюда отправляются в другие страны сокровища, извлеченные из недр здешней пустыни, — по большей части идет на экспорт медь из карьеров Чукикамата, крупнейшего в мире меднорудного месторождения.