Фигура ощупывает мои конечности. Укладывает мою голову на мягкую землю. Обмывает раны водой. Заставляет пить.
Кожа фигуры белая, как лунный свет.
- Малкольм, - говорю я.
- Да, - отвечает он и, присев рядом, начинает смеяться. - Я Малкольм. Теперь я это помню.
Сажусь, отчасти ожидая обнаружить себя по-прежнему запертым в лаборатории, хотя небо и звезды над головой говорят об обратном. Но мы находимся в какой-то глуши, в поле на опушке леса.
- Я унес тебя так далеко, как только смог. А теперь мне надо передохнуть. - Тяжело вздохнув, он делает глоток воды. - Но рассиживаться нельзя, нужно уходить как можно скорее.
Я совершенно сбит с толку. В голове не укладывается, как нам удалось сбежать?
Малкольм замечает мою растерянность.
- Я проснулся в той лаборатории. Смотрю: могадорцы ломятся в двери, доктор валяется на полу. А ты… трясешься в конвульсиях. Но потом моги вышибли дверь, и началось… - Малкольм изумленно смеется. - Землетрясение, представляешь?!
Как только я более-менее прихожу в себя, мы сразу пускаемся в дальнейший путь, продвигаясь по лесам, пастбищам и фермерским угодьям. Мы движемся в западном направлении, передвигаясь в основном ночью, чтобы не светиться, и стараемся максимально удалиться от Эшвуд-эстейтс.
За пределами Эшвудских владений, с одним только небом над головой, дни и ночи пролетают незаметно. В итоге я перестаю ориентироваться во времени суток, днях недели и в том, сколько времени мы провели в пути. Десять дней? Двадцать? В какой-то момент я бросаю измерять время в цифрах и перехожу на подсчет смен ландшафта и окружающей природы.
В один из дней Малкольм рассказывает мне, что землетрясение серьезно повредило подземный комплекс. Малкольм считает чудом, что ему удалось вывести нас обоих из-под рушащихся конструкций. По его словам, происходившее выглядело так, будто комплекс разрушался где угодно, но только не над нами - словно землетрясение специально для нас создавало безопасный проход. Малкольм полагает, что теперь могам предстоит нехилый ремонт, и, возможно, они до сих пор даже не поняли, что мы выжили под такими-то завалами.
Но, не смотря на это, Малкольм считает: мы должны продолжать движение, чтобы оставаться в безопасности.
Я с ним согласен.
На дневной привал мы устраиваемся в заброшенном сарае на краю табачной плантации. Ноги ноют от беспрерывной ходьбы, зато хотя бы порезы и ссадины потихоньку заживают.
Малкольм смотрит, как я промываю свои самые тяжелые порезы.
- Это просто чудо, что тебе не досталось еще больше. - Он неверяще качает головой. - Чудо, что нас обоих вообще не убили. Но чудо из чудес - то землетрясение в лаборатории. Если б не оно, мы бы не выбрались.
Не вижу смысла что-то скрывать:
- Это было не чудо.
Малкольм удивленно замирает.
Я не пользовался Наследием Первой с тех пор, как с его помощью разрушил лабораторию. Но я точно знаю: эта способность все еще со мной. Я могу чувствовать ее внутри - уютно свернувшись клубочком, она пульсирует, ожидая, когда я взову к ней. Поиграю.
Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Земляной пол подергивается рябью и вспучивается, стены сарая трясутся. Висящие на крючках ржавые инструменты грохочут о стены и сваливаются вниз.
В общем-то, ничего впечатляющего, так, легкая вибрация: просто хочу испытать себя и продемонстрировать Малкольму подарок Первой.
Малкольм ошеломленно округляет глаза.
- Потрясающе!
- Это Наследие. Дар лориенца.
Лицо Малкольма в который раз принимает озадаченное выражение.
- Ты знаешь о лориенцах? - спрашиваю я. Мне до сих пор неизвестно, что Малкольм помнит, много ли сохранилось в его мозгу.
- Немного, - отвечает он. - Обрывками… - Явно расстроенный Малкольм тяжко вздыхает. - Но я над этим работаю. Пытаюсь заполнить пробелы. Но, как правило, помню одну темноту.
- Темноту? - переспрашиваю я, но сразу же понимаю, о чем он. Темнота внутри хранилища. Долгие годы он был погружен в кому, подключен к аппаратам, выжимающим из его мозга информацию. Бррр!
- Всякий раз, когда я пытаюсь вызвать какое-нибудь воспоминание, я вынужден возвращаться в темноту и искать за ней. Словно, пока я не пройду сквозь все эти «пустые» годы, мне не добраться ни до одного воспоминания. - Малкольм смеется, но в смехе проскальзывает нотка горечи, которой я прежде от него не слышал. - Хотя кое-что я все же помню очень четко. Самое важное.
Малкольм затихает, погружаясь в свои мысли, и, прежде чем я успеваю выжать из него объяснения, меняет тему:
- Так ты говоришь, что получил лориенскую силу. - Малкольм подается вперед. - Значит, сам ты не лориенец?
Улыбаюсь.
- А ты что, решил, что я один из них?
Малкольм кивает.
- Ну да. Или какой-нибудь ценный заключенный землянин вроде меня.
- Нет, - отвечаю я с некоторым волнением. - Я не землянин. И не лориенец. - Меня давно страшил момент, когда придется объяснять Малкольму правду. Как он отреагирует, узнав о моей принадлежности к тем, кто годами держал его в заключении и подвергал пыткам? Но я понимаю: нужно быть честным. И сейчас самое подходящее время все рассказать.
- Я могадорец.
И снова этот озадаченный взгляд.