В поисках синекуры

— Вы, извините, дедушка, как-то отстало рассуждаете. Мне папа книжку читал, там написано: люди будут заселять все планеты, ничего, что без воздуха и растений они. Под стеклянными колпаками города построят.

— Так ты под колпак захотел?

— Ну, не в этом же дело...

— Сколько классов кончил?

— Три.

— Ага, грамотный. Тогда тебе скажу: ты уже под колпаком. Сильно удивился, вижу. Да, под колпаком, только из газов, отработанных этими машинами. — Дед повел рукой, указывая на автомобильную стоянку. — Тысячами машин, что коптят город. Вырастешь, сам купишь личный транспорт — вот и совсем под колпак заберешься.

Он рассмеялся еле слышно, трясясь и кхекая. Мальчишки недоуменно присмотрелись к нему и отвернулись: ясно, дед немного помешанный от старости. Они были настоящими городскими мальчишками и мало кого боялись в своем дворе, на ближних улицах, даже участковый милиционер — невелика гроза для них. Деда Авдея, однако, остерегались. Лохматый, громоздкий, со всегдашней палкой, едкими водянистыми глазками, был он загадочен своей долгой неизвестной жизнью, суровой независимостью, и казалось, имел какое-то особое право наказать, если ему захочется, не только любого мальчишку, но и взрослого жильца старого дома, в котором его считали хозяином больше, чем домоуправа.

Авдей утер глаза и губы платком, вновь привалился к палке, сказав Алине:

— Строй свою деревню, бомбежка отменяется.

Наблюдая, как руки Алины сноровисто лепят еще один домик с огородом, садом, конурой для собаки, он размышлял: удивительное все-таки создание человек, непостижимое. Взять хотя бы этих мальчишек и девочку Алину. Оставь одну — нападут, обидят, да еще от этого удовольствие получат. Глаз у них нет или им все по-другому видится? Девочка аккуратная, тихая, волосики льняные, глазки синие, и серьезна очень, прямо как старушка рассудительная. С ней же интересно играть, говорить, просто смотреть на нее — и то жить хочется. Что тут — вечное несогласие меж мужчиной и женщиной, разные устремления, души? Из века в век твердят мальчишкам: не трогайте, не обижайте девочек... Будто они от рождения в чем-то виноваты. Раньше говорили: все из-за того яблока, коим Ева угостила Адама. Легенда, конечно. А что правда? Может, в этом: мужчина с малолетства стремился куда-то — странствовать, узнавать, завоевывать, больше, выше, дальше, а женщина хотела удержать его возле домашнего очага — для семьи, детей, жизни сытой и тихой. Так сохранялось какое-то равновесие, наверное. Не по природной ли мудрости?.. А теперь иначе повернулась жизнь — все бросились познавать, достигать, соревноваться, и не отличить уже мужчины от женщины. Что получается? Согласия все равно маловато, как и прежде. Но поугасло тепло очага, раз не стало его хранительниц. Иначе говоря, семья — это сначала мать. Было, будет так, пока люди не придумают иного способа нарождать себя. Главное — семья. Без хорошей семьи — какая жизнь для Алины? Вырастет одинокой, а там, глядишь, и детям ее выпадет то же... Не потому ли все строит она свою деревню, домики уютные лепит, маму-хозяйку, даже для собаки — конуру. Чувствует: так надо.

Да, надо.. Авдею припомнилось, что хотел он спросить Алину о чем-то очень важном, пока она еще маленькая, пока не живет улицей, городом, всеми большими заботами взрослых. Наконец вспомнил, осторожно покашлял, и, когда девочка полуобернулась к нему, внимательно нахмурив бровки, он спросил:

— Алина, ты хочешь в космос?

Она глянула на мальчишек, сердито возводивших что-то высокое, остроконечное (песок у них беспрерывно рушился), и ответила негромко, чтобы слышал только он, дед:

— Нет. Пусть они.

4

В сентябре Алина пошла в детсад и приехал из Сибири ее отец. Через неделю он купил автомобиль — как раз подоспела его очередь.

Пригнал зеленую «Ладу» к старому дому в тесный переулок. Посидел за рулем, щелкая кнопками, любуясь изящной панелью с приборами, уютной внутренней отделкой машины и, конечно, вдыхая ее дорогие синтетические запахи. Потом глянул сквозь стекла в одну, другую сторону — всюду были приткнуты к тротуарам, а то и с заездом на них, такие же «Лады», «Жигули», «Москвичи». Он вылез из автомобиля, медленно прошелся туда-сюда по переулку, помотал сокрушенно упавшей на лоб густой шевелюрой: ставить-то «Ладу» некуда.

Авдей поглядывал на него со своей скрипучей скамейки, усмехаясь понимающе: вот и первые огорчения счастливого автовладельца! Но как-то жаль ему стало молодого соседа, хоть и временного; этакий дюжий, таежно загорелый бородатый детина, а растерялся, как мальчишка, перед внезапной житейской неурядицей. Авдей окликнул его:

— Вячеслав! Ставь под мое окошко. Никому не разрешаю, тебе — ладно, Сибирь — дело серьезное.