Через неделю Копенгаген мы действительно миновали без стоянки. А еще через неделю Портсмут встретил нас лесом мачт на рейде, флагами, речью всех концов мира, костюмами всех держав. Васильев сказал, что здесь мы задержимся. Нужно заказать оптику и секстанты. Их привезут из Лондона, но на это уйдет несколько дней. А пока можно погулять. Или послушать уличного зазывалу и посетить замок, в котором содержался король Карл Первый. «Он говорит, — переводит капитан, — что русские туда ходят, и всем нравится. Всего три шиллинга с человека. Но я вам скажу, это немало. В Лондоне недельная плата для простых работников как раз три-четыре шиллинга».
Я прислушивался к себе. Чуйка требовала спрятаться или сидеть тихо. Но прошло три дня, ничего не происходило. Мы стали выходить с Аленой на прогулки. Правда, смотреть особо не на что. Портовые склады. Сомнительные личности. Трактиры города. Кулачные бои на ставки. В самом городе классические трехэтажные дома. Меня больше интересуют военные корабли, которых тут великое множество. И далеко не все куда-то идут. Некоторые тут просто «живут». Плавучая тюрьма, плавучий госпиталь, приют для моряков.
С Аленой под ручку дошли до англиканской церкви Святого Фомы. И тут она замерла. Сначала я не понял, но потом узнал в сутулой длинной фигуре Тростянского. Мы встретились глазами. Он кивнул, но не мне. «Быстро уходим», — скомандовал я. Очевидно, нас вели от корабля, а его позвали для опознания. Вот он и опознал. Должно быть, команды захватить не поступило, или ждали указаний от начальства. Так или иначе, мы благополучно вернулись на шлюп.
К вечеру стали появляться разные личности. Попыток попасть на корабль не было. Просто выставили стационарный пост наружного наблюдения. Не очень профессиональный, но для обывателя ничем не примечательный: пьяница, ищущий дружков, старая портовая проститутка, заигрывающая со сторожами, подросток в поисках работы, но желающий слишком много денег.
По позвоночнику бегают мурашки. Меня нашли и ждут. Вряд ли будут похищать, постараются поговорить. А я не хочу. Значит, какое-то объяснение мне нужно устроить. Для начала я поговорил с капитаном. Тот похмыкал:
— Может статься, что повлияла излишняя мнительность, свойственная людям мыслящим.
— Очень бы хотелось, но я уверен в нездоровом интересе ко мне.
— В порту никто не будет устраивать бездумные интриги. Это чревато политическими последствиями. В любом случае, от борта не удаляйтесь. Ваши люди сведущи в охране, вот пусть и приглядывают.
— Тогда прошу вашего разрешения на прояснение ситуации своими силами.
— Проясняйте, только без известных последствий. Думаю, вы осторожничаете сверх меры.
Я позвал Петьшу и Игната.
— Вечером возьмете одного типчика из тех, что трется. И сюда его с мешком на голове. Поговорите, Петров переведет.
— А потом?
— А потом отпустим. Но сначала покажем меня, в цепях и соплях.
Устроили спектакль. Языка взяли тихо. Как только тот заступил на пост, Петьша, улыбаясь, спросил выученный вопрос про какую-то улицу. А когда топтун повернулся показать, где это, то сунул ему два пальца в шею и подхватил обмякшее тело.
Как и предполагалось, вражеский сотрудник много не рассказал. После убедительных нажатий на точки легенда о поисках собутыльников отпала. Но и осталось немного: наняли, заплатили, показали мой портрет. Кто успел нарисовать, он не знает. Просто ходил, смотрел, ждал, когда через два часа сменят.
Мои ему дали шиллинг и велели молчать. Потом его провели мимо меня, сидящего на цепи у двери. Я просил пить и строил жалобное лицо. Игнат еще пнул меня ногой, весьма ощутимо, и показал пальцем типу: «Этого ищете? Больше не старайтесь. Он останется здесь». А доктор перевел.
На следующий день наружное наблюдение не сняли, но прятаться стали более изобретательно. Подходила полиция к борту, но ничего не сказала. Судно другого государства для нее неприкосновенно.
Пришлось мне появляться на палубе только в темноте. Зато от таких обстоятельств возобновились занятия с ребятами. Кто еще плохо писал или считал, подтягивали. К моему удивлению, среди крестьян немало людей, которые прекрасно считают в уме. И не простые действия, а весьма сложные и практичные. В каждой артели есть умник, который вычислит объем грунта, вынутый их пруда сложной формы или посчитает сложные проценты. Если учить, то большинство деток схватывают на лету.
Вскоре потребовались продвинутые занятия. Это обычное дело, когда офицеры обучают в плавании матросов грамоте. Иногда до очень приличного уровня. И наши офицеры не отказывались мне помочь. Собрался целый клуб саморазвития. Некоторые матросы из команды тоже попросились, потом присоединились другие. Так потом и обменивались знаниями все плавание, кто что мог.