В поисках советского золота

Я видел несколько тюрем издалека. Одно такое здание, которое использовалось для политических заключенных при царском режиме, мне показали как место заключения Доры Каплан, женщины, стрелявшей в Ленина. Но внутри таких мест я никогда не бывал, и, насколько мне известно, ни одному иностранцу не устроили экскурсии ни в тюрьму для политических заключенных, ни в концентрационный лагерь для них же. Конечно, я здесь говорю не про образцовые тюрьмы, куда постоянно возят туристов. Там сидят только убийцы или воры, не политические преступники.

Система «административной ссылки» уникальна для России; ее сейчас практикуют в тех же формах, что и до революции. Мне встречались ссыльные почти везде, в Сибири, Казахстане и на Дальнем Востоке. Я слышал, что можно встретить больше бывших аристократов и богачей в городах Средней Азии, чем в Ленинграде, бывшей царской столице.

Административная ссылка — это сравнительно мягкое наказание. Ссыльных практически невозможно отличить от прочих жителей, они передвигаются, как хотят, в определенных пределах, и обычно имеют постоянную работу. Им пишут «минусы», по русской терминологии.

Например, какому-нибудь незначительному политическому преступнику устанавливают «минус шесть». Очень распространенное наказание; политическая полиция, кажется, раздавала их всем, кого хотя бы отдаленно заподозрили в нелояльности к режиму. Получившие «минус шесть» мужчины и женщины не могут жить в шести главных городах европейской России в течение ряда лет, либо приезжать туда.

Я встречал довольно изысканных ссыльных, работавших в отдаленных рудничных городках азиатской России. Обычно они выполняли рутинную работу, вроде бухгалтерской; получить ответственный пост для них нелегко, а большинство их них его бы и не приняли, даже будь он предложен, поскольку их стали бы обвинять, пойди что-нибудь не так. Советская полиция, как и полиция других стран, хватает самых очевидных подозреваемых, если что-то идет не так, а ссыльные бросаются в глаза в такой ситуации. Те, которых я знал, были очень тихие и безобидные; обычно у них меланхолический вид, ведь они расстались с прежними знакомыми и прежней жизнью.

Но в целом, на мой взгляд, ужасы ссыльной системы преувеличивают. До революции, по рассказам, было ужасно. Каторжников в те времена, включая ссыльных, держали в кандалах, чего сейчас не делается. Нынешние власти не использовали кандалов, наручников или тюремную униформу, ни в одном случае, который мне известен. Но даже до революции, согласно книгам, что я читал по этой теме, большинству политических ссыльных предоставляли значительную свободу передвижения, примерно как и ссыльным сейчас. Если они хорошо себя вели, даже в царское время им разрешалось поступать на работу, чтобы дополнить скудное правительственное содержание, и они жили у крестьян, в городах, городках или деревнях Сибири, навещали друг друга.

Некоторые из них даже были в дружеских отношениях с царскими чиновниками, обменивались визитами, согласно достоверным рассказам о тех днях. Я никогда не видел ни малейших признаков дружелюбия между советскими чиновниками и ссыльными.

Однако, при чтении книг, написанных ссыльными до и после революции, становится очевидным, что ссылка — ужасное испытание для каждого. Почему? Прежде всего, никакому человеку не может быть приятно, когда его высылают с позором, отрывают от семьи, друзей и старых связей, заставляют годами жить в отдаленной части страны, выполняя рутинную работу за ничтожное жалованье. А это точное описание жизни среднего ссыльнопоселенца в России наших дней.

Есть и еще одна причина, мне кажется. Ссыльные большей частью происходят из города; лишенных собственности крестьян не ссылали, а отправляли в трудовые лагеря. Городские жители, непривычные к жизни в неразвитой отдаленной местности, конечно, несчастливы. Читая описание периода ссылки у Троцкого, например, я не испытывал к нему симпатии, хотя было очевидно, что он считал себя страдальцем, как лишенный ярких городских огней и политических маневров. Что касается меня, я бы с большим удовольствием жил в местах, куда его сослали, чем в современных городах, и жалеть его не мог.

Слово «ссыльный» и все, что с ним связано, вызывает ужас в умах американцев, который куда меньше чувствуется у советских граждан, я убежден. Они так привыкли к шатаниям собственных властей, при этом и предшествующих режимах, что принимают как должное обращение, которое возмутит американца.

Один мой друг познакомился с русской семьей и понял такое состояние ума. В семье была дочь девятнадцати лет, которая иногда высказывалась о правительстве несколько критически. Старая дама, притворявшаяся другом семьи, однажды услышала ее и сообщила в полицию. Полиция пришла в семейную квартиру посреди ночи, как они обычно поступают в таких случаях, забрала девушку и дневник, что она вела с пятнадцати лет.