В поисках Священного. Паломничество по святым землям.

Когда все вокруг окончательно стихло, я осмотрелся и ощутил себя посреди святого города, града Господня, в совершенно другой эпохе. Линия стены плавно уходила вверх и сливалась со шпилем над возвышающейся башней. Святой Франциск, повинуясь неземному зову, оставил все свои титулы, отказался от отцовского богатства и в чистой радости решил жить исключительно в согласии со Словом. Это было проявлением высшего мужества. И в полумраке собора Святого Дамиана, преклонив колени перед распятием, он задавал самый сложный из вопросов: «Отче, кем стану я?» Между бусинами четок повисала тишина, и в этой тишине был слышен звон напряженного желания услышать ответ, который нельзя было придумать самому.

В темноте я смутно различил фигуру молодого человека, появившегося около стены. Когда я посмотрел на него, он молча подошел и сел рядом. Его звали Ремо. Он родился в Риме и теперь жил в Ассизи. Он спросил, откуда я пришел и верю ли я в Бога. На нем была распахнутая рубаха. Мы вместе шли вдоль стены и разговаривали, и в голосе его звучала какая-то отстраненность. Он сказал, что утратил веру. Он оставил семью и теперь жил один в комнате недалеко от центра города. На жизнь он зарабатывал мытьем ванн и уборкой туристических точек. Было уже поздно. Он пригласил меня к себе, но все мои вещи остались в хосписе, и мне нужно было успеть поймать машину, пока они еще встречались на дороге. Мы договорились встретиться у него на следующий день за обедом.

Утром я отправился на мессу в часовню, которую построил Франциск Ассизский. Атмосфера здесь оказалась невероятно живой. Все было пронизано аурой чистоты и энтузиазма. Люди до сих пор поклонялись святым и собирали реликвии в качестве оберегов. Но во всем этом чувствовался пробел, ностальгия по тем временам, когда эти места действительно что-то значили для целого мира. Да, люди служили этим святым, но внутри ни у кого не возникало желания уподобиться им хоть в чем-то. Места паломничества были слишком возвышенными, слишком покинутыми, и вера в неизъяснимое испарилась с возникновением нового мира, несущегося все быстрее и быстрее, множащего объекты потребления и доступные каждому возможности. Идеал монашества погиб, остался только замаранный веками образ.

Во время путешествия по Франции мы однажды остановились с группой монахов-цистерианцев. Им запрещалось разговаривать друг с другом, но общение с гостями не возбранялось. И они бесконечно долго говорили с нами. Однажды вечером мы испекли сластей и угостили пару монахов, заглянувших в хоспис. В течение следующих двух недель они каждый вечер приходили за добавкой. Но продолжали жить по старым порядкам. Каждый вечер, приходя в монастырь, мы находили накрытый для нас стол. А в один из вечеров двое монахов вошли в нашу комнату и стали расспрашивать нас о нашем видении теологии. В конце мы вместе помолились. Каждый день я видел одного и того же человека — он нервно ходил вдоль стены, погруженный в себя так, словно грезил о чем-то давно ушедшем. Еще там был старик с длинной бородой. В его глазах был особый блеск — глядя в них, ты убеждался, что ему удалось совершить некий внутренний прорыв. Он работал привратником и каждый вечер приветствовал нас долгим, раскатистым О-О-О-М-М-М.

Перед отъездом мне удалось получить аудиенцию аббата этого ордена. Мы встретились в одной из каменных комнат, расположенных рядом с часовней, посреди которой стоял большой деревянный стол. Мы ходили вокруг да около, не в силах понять, кто какую роль должен играть в этой игре. И когда он сказал мне, что «все мы лишь маленькие ничто, блуждающие во тьме в поисках света», я молча опустил голову. Мы все заблудились в притворстве своих религий. Я просто поблагодарил его и попрощался. Я навсегда запомнил этот момент и этого человека. Это вызвало к жизни воспоминания о бесчисленных жизнях, прожитых в бесчисленных монастырях. Какая польза в том, чтобы пытаться совершить то же самое, но в другом обличии? Это все равно, что быть проданным в другую бейсбольную команду.

...После обеда я пришел в церковь Святой Клары. Когда я оказался у алтаря, зазвонили колокола, сообщая о том, что двери вот-вот закроют. Я остался там в медитации. Я слышал, как затворяют двери, но мне было все равно. Я мог остаться там на всю ночь, и мне было невероятно уютно — не требовалось даже пытаться как-то выстраивать реальность. Не знаю, сколько времени я провел у алтаря. Поднявшись наконец, я направился к тяжелым металлическим дверям. Одна из створок оказалась приоткрытой. Кто оставил ее незапертой?.. Да это и не важно.