Я начал ощущать энергетику этого места. Я расхаживал по комнате и ломал голову, почему Баба снова прошел рядом со мной. При этом он даже мельком не взглянул на меня. Я хотел видеть Бабу, хотел, чтобы и он видел меня. «Он же все видит, все слышит», — говорили люди. Но меня-то он не видел. Меня совершенно не беспокоили другие люди, я не думал, зачем они пришли, на что надеялись, чего ждали. Я заметил, что слишком замкнулся на себе, и начал совершать ритуал самобичевания, давая клятву стать святым.
И все равно я не мог перестать думать о Саи Бабе, о его всемогущем присутствии, чем бы оно ни было. Однажды утром я в глубине сердца попросил Бабу помочь мне преодолеть смятение, вызванное корыстным желанием урвать для личной выгоды, заполучить птицу счастья. Во время полуденного отдыха мне снилось, как две противоборствующие уличные банды празднуют свадьбу между двумя своими членами. Я проснулся с чувством объединения.
Следующие дни прошли в ожидании. Мы либо сидели внутри, ожидая окончания дождя, либо снаружи — ожидая появления Саи Бабы. Я был совершенно один, замкнут в себе. Здесь у меня не было друзей, я ни с кем не знакомился. Все это время было занято размышлениями над тем, кто же были эти гуру, и как найти своего Сат Гуру, как их назвали. Был ли это Саи Баба или Шрипад, Хильда или Джнанананда? Вопросы рождались один за другим, а я просто ждал ответа, хотя в глубине души и знал, что его не существует.
Каждое утро я занимал свое место и часами ждал. Дождь играл существенную роль. Если он шел, Баба не выходил. Я сидел и глазел на статую Кришны, напевая его имя, но все это начинало надоедать. Когда долго ждешь, эмоции выгорают. Я не видел ничего, кроме статуи. Вообще, весь ашрам стал казаться мне большим цирком, в котором у каждого божества был свой маленький номер.
Я сдался. Я зашел в книжную лавку и импульсивно схватил с полки томик с афоризмами Бабы. Словно между строк возникло напряжение. Ожидание накатывалось волнами. Он снова выходил к людям! Я просто схватил с полки первую попавшуюся книжку и открыл ее на случайной странице. Пока Баба медленно выходил к собравшимся, я быстро перелистывал страницы и наткнулся на следующее:
Сила этих слов, их величие значили для меня больше, чем сам Баба, появляющийся во всей своей славе. Баба остановился и осмотрел толпу, вытер вспотевший лоб платком и медленно пошел дальше. Толпа тянулась к нему, но он успокаивал людей мягким жестом. Я заметил молодого мальчишку, сидящего недалеко от меня. Я подсмотрел, что он дописывал в своей записке для Бабы. Он просто написал «Любящий тебя ученик». Меня поразила глубина его преданности, я оценил всю разницу между его безоговорочной верой и моим любопытством. Баба взял записку из его рук.
Во время каждого даршана я замечал выражение его лица, остановившийся взгляд, явно отвлеченный от человека. Он всегда был окружен аурой, подобной радуге. Даже в присутствии тысяч людей он никогда не терял самообладания. И чем больше я смотрел на него, тем глубже заглядывал в себя самого, пытаясь понять мотивы своего здесь присутствия; я обнаружил, что в сознании моем царил эгоцентрический хаос.
Так шли дни. Я ждал. Вечерами я возвращался в свою комнату, и густой аромат благовоний, казалось, содержал в себе его Присутствие.
Я знал, что сердце мое и ум обретут свободу лишь тогда, когда я приму все, в том числе и отказ, как волю Господа. Медленно возникало неясное ощущение возникающего Присутствия, способного разрешить все трудности, и которое невозможно достичь посредством усилий. Теперь я видел, что на паломничество меня толкнули желание и амбиции, и теперь весь мой опыт все сильнее и сильнее подталкивал к этому осознанию. Ничего не хотеть, ничего не иметь, быть никем. Что нужно делать, а что не нужно — все эти внутренние колебания могли теперь рассеяться, как туман. Сердце мое трезвело. Истинное понимание было задавлено грузом страстного желания возвеличиться.