В столовую вошел человек средних лет, в очках и с ослабленным галстуком, похожий чем-то на Менахема Бегина. Он о чем-то непринужденно поговорил с официантами, а затем подошел ко мне и спросил:
— Вас зовут Рик?
— Иногда, — ответил я. — А вас?
Он назвал свое имя, совершенно непроизносимое, и сообщил, что поселился в один со мной номер. Больше в отеле мест не было. Он следовал из Александрии в Тель-Авив. Мой новый знакомый весь день ехал через пустыню в надежде достичь границы, но машина сломалась прямо на дороге. Потом он долго рассказывал о своем текстильном бизнесе и поломанной американской машине. Оглядев ресторан, он сказал, что многое изменилось после войны, во время которой он служил капитаном в синайской армии. С этого момента я начал называть его для простоты просто «капитан», или «кэп». Внезапно он прервал свой рассказ, взглянул на меня и спросил, откуда я приехал. Я сказал, что еду из Индии.
— Индия! Что такой миловидный еврейский мальчик делал в Индии?
— Да я и сам не знаю, — отвечал я. — Сам пытался выяснить это в течение последних лет десяти.
Мы продолжали говорить — точнее, он продолжал говорить, пока я допивал очередную чашку чая, закусывая остатками тахини с питой. Он спросил, куда и как собираюсь я поехать в Израиль. Я планировал доехать на автобусе до Нетаньи, где жила сестра моего друга. Услышав это, он предложил подвезти меня следующим утром до Тель-Авива.
Рано утром мы были уже на границе. Египетские пограничники орудовали с нашими паспортами так же ловко, как и своими винтовками. Казалось, их мало что действительно волнует, за исключением, пожалуй, пяти фунтов, которые должен заплатить каждый, кто покидает страну.
— Только подумать! — причитал капитан. — У них еще хватает наглости просить денег за то, что ты уезжаешь из их страны!
На израильской стороне все было организовано гораздо сложнее, нужно было заполнить десятки бланков, пройти дюжину контрольно-пропускных пунктов.
— Они опасаются террористов, которые проникают сюда тайно, прямо как ты, — объяснил кэп. — Я с ними поговорю. — Он подошел к женщине в униформе цвета хаки с автоматом наперевес и объяснил, что я не представляю угрозы.
— Он еврей, я за него ручаюсь. Он едет к своей тетке в Нетанью. — Через пять минут мы оформили все бумаги и вскоре уже мчались по автостраде через Синай.
Пустыня была действительно пустынной и совершенно неплодородной. Время от времени на обочине появлялись раскуроченные взрывом ржавые танки, прикрытые пустынным хворостом. Они служили немым напоминанием о том, что люди сделали с этими землями. Тем не менее, в воздухе витало ощущение реальности всей этой истории. Когда мы пересекли границу и оказались-таки на территории Израиля, по моим щекам покатились слезы, а сердце забилось в трепетном волнении. Я чувствовал, что возвращаюсь домой после долгого путешествия, в место, где завершается история.
Всю дорогу кэп говорил без остановки.
— Билет на такую познавательную поездочку ты не получил бы ни за пятьдесят, ни даже за сто долларов! — говорил он. И это было чистой правдой. Бывая здесь прежде, он останавливался в каждом городе, в каждом поселении, мимо которых мы проезжали, и теперь рассказывал их истории. Он много говорил о войне, о внезапном нападении на Израиль во время праздника Йом-Кипур, называя ее «Войной Судного дня», рассказывал о своем участии в ней.
— Я принял участие во всех войнах, начиная с 1948 года, — продолжал он. — Когда я приехал сюда из Израиля, я сохранил свою фамилию. Здесь все меняли свои имена на еврейские, но я был последним и единственным представителем своей семьи. Остальные погибли во время холокоста. Но своим дочерям я дал еврейские имена... Нет, я не верю в Бога... Как можно верить во все это... но... — он сделал паузу, — я верю в Израиль. И кроме как для Бога, не могло быть Израиля. Я тебе вот что скажу, Рик. Каждый отдельно взятый человек, работающий и живущий в Израиле, такой как я, например, — он один стоит десяти ваших бруклинских рабби, которые только и делают, что молятся денно и нощно.
Пока он говорил, мы проехали мимо поселения, окруженного небольшой лесополосой и фермами.
— Смотри! — кэп указал на вспаханные поля. — Мы заставили пустыню цвести! Так чего же они хотят от нас? Арабы — они такие же, как мы, они тоже семиты. Мы можем помочь им. Мы можем построить больницы, обучить их ирригации — мы можем дать им гораздо больше, чем русские. Кстати, помнишь тех ребят в ресторане? Я познакомился с ними в Тель-Авиве. Они рассказывали мне, что хотели бы вернуться сюда. Ты сам видел, им там не найти приличной работы. Мы не имеем ничего против них. Мы и они — один народ, семиты. Поговори с простыми арабами. Они не питают к нам никакой ненависти. Так кто же начинает все эти войны? — он посмотрел на меня пылким взглядом истинно верующего человека. — И знаешь? Так я тебе скажу. Это политики. Ты думаешь, люди хотят увидеть своих детей в крови?
Кэп продолжал болтать.