Мне выделили одну из восьми кроватей, заполняющих практически все пространство погруженной в синий полумрак комнаты хостела «Палм». Женщины и мужчины — все спали, где хотели. Никому до этого не было дела. На щербатых стенах фойе висело послание, написанное крупным шрифтом: «Благословенны приходящие от имени Господа». На подоконнике лежали стопки бесплатных экземпляров Библии Гедеона.
Фойе было также и местом для отдыха. На регистрационной стойке стоял большой магнитофон, из которого вырывались звуки рок-музыки — играли песни группы «The Doors», и слышно их было даже на улице. Рядом сидели какие-то парни, курили и качали головой в такт музыке. Девушка за стойкой в рубашке с бретельками слегка пританцовывала. Остальные бесцельно входили и выходили. В углу стояла небольшая плита, на которой кипятили воду для чая. Здесь были представлены почти все национальности. Некоторые из этих людей устраивались на какую-нибудь работенку в госпиталь или хостел наподобие этого, и были полны решимости остаться здесь навечно. Слава Богу, здесь не было никаких проповедей. Снаружи тебя ждали сотни религиозных пророков и фанатиков, готовых наложить на тебя свои руки. В «Палме» все было спокойно.
Сквозь окно хостела пробивался свет утреннего иерусалимского солнца. На выстроенных в ряд койках спали люди. Я на цыпочках, чтобы никого не разбудить, пробрался в душ. Душевая представляла собой небольшую продолговатую комнатку, выложенную кафелем тусклого желтого цвета, со щербатыми стенами, подпирающими высокий потолок. Полиэтиленовая занавеска, совсем изорванная, неуверенно висела на перекладине, которая, казалось, рухнет в любую минуту. Нащупывая зубную щетку, я решил взглянуть, нет ли трещин на зеркале, висящем на стене, вдруг почему-то вспомнив, что смотреться в разбитое зеркало — дурная примета. Рука моя соскользнула и... слегка задетое зеркало тут же упало на кафельный пол, разлетевшись на тысячи мелких осколков.
Все утро я размышлял о разбитом зеркале. Что бы это могло значить? Если верить приметам, то впереди меня ждали семь лет неудач. И тут же мысли о болезнях, несчастных случаях, смерти, неудачах и тому подобных невзгодах стали чередой проплывать в моем сознании. В конце еврейской свадьбы всегда разбивают стекло в память о темной стороне жизни, о разрушении храма в Иерусалиме, как бы напоминая, что и твое собственное стекло вскоре разобьется.
Днем я отправился к Западной стене, к «Стене Плача», и стоял там в окружении многочисленной толпы, слушая молитвы и душеизлияния. Длиннобородые хасиды и ортодоксы, одетые в черные костюмы и широкополые шляпы, раскачивались взад-вперед перед последним бастионом старого храма, произнося молитвы, звук которых сливался в монотонный стон:
Плач Иеремии
Я поднялся по ступеням наверх к тому месту, где раньше стоял Великий Иерусалимский храм, а теперь на его месте стоит мечеть Омара. Говорят, только мусульманин может войти в мечеть. И тогда я стал мусульманином, и вместе с другими паломниками преклонил колени на коврике, совершая молитву. Позже я уединился и любовался оливковыми рощами Иудеи. Скала, сцена жертвоприношения Исаака, разбитое зеркало, сломанная стена, сгоревшие крыши и башни — все это наводило на мысли о предстоящем конце мира, погибающего в очередной религиозной войне. «Ты не последовал моему завету, и каждый, творящий зло, нечестив пред лицом Бога». Сбудутся ли древние пророчества? Прольет ли Бог свой гнев на земли Израиля? Будет ли осуждена земля и все живущие в ней? Образ разбитого стекла прочно засел в моей голове.