— Превосходный подарок. И не только потому, что ты предложила мне окунуться в еще один маленький кусочек литературы, которую я очень люблю и ценю, но и потому, что подарила мне много часов чтения вместе с тобой, и это – самое лучшее, что этот сюрприз может мне принести.
Ножницами я срезала один розовый бутон из букета и вставила его в маленький нагрудный кармашек его пиджака. Потом мы уехали на ужин, который Рен устроил в заранее забронированной приватной комнате.
После того, как мы сели за стол и стали ждать наших личных сервировщиков, кстати, их было не меньше трёх, я прошипела:
— Меня бы совершенно устроил и обычный ресторан!
— В обычном ресторане сегодня сотни мужчин назначают свидание и встречаются со своими девушками. Никакого уединения. Я же хочу, чтобы ты была только моей.
Рен поймал мою руку и поцеловал её.
— Это ведь моё первое свидание в День Святого Валентина, которое я проведу с любимой. Я хотел любоваться тобой в тусклом свете свечей. Кстати говоря…
Он вытянул из кармана пиджака листок бумаги и протянул его мне.
— Что это? – поинтересовалась я. Открыв конверт, я моментально узнала почерк. – Ты написал мне стихотворение?
— Совершенно верно, - ухмыльнулся Рен.
— Прочтёшь для меня?
Он кивнул и взял лист. Он начал читать, и звук его неповторимого голоса согревал меня.
Зажигаю свечу, наблюдаю за племенем.
Оно танцевало, вспыхнуло знаменем,
Необузданное, дикое, свободное, открытое.
Поймало в плен мои глаза,
Пока мерцала бликами свеча.
Едва подносишь свою руку,
Колышется, что есть в нём духу.
Алее красной розы и жарче адского огня,
Переливается, как в небе вечером заря.
Но лишь отдёрнешь пальцы,
Слабеет... Нет! Останься!
Я протягивал руку опять,
Повернуть чтобы время вспять.
Насладиться мягким теплом,
Что таилось так праведно в нём.
Будет ли петь оно, обжигать,
Оставляя ожоги, иль блеском сиять?
Нет! Оно нежно дрожало и грело,
То накалялось, то медленно тлело,
Заставляя пылать моё тело и душу -
Мерцающий, светлый, любимый мой лучик.
Горел и теплился в руке
Румянец на её щеке.
Рен
Рен опустил голову, смущаясь от тех нежных слов, которые только что прочел. Я встала и обошла стол, приближаясь к его половине. Присев к нему на колени, я обняла его за шею.
— Прекрасно.
— Это ты прекрасна.
— Я бы обязательно поцеловала тебя, но тогда я всего тебя измажу помадой. Что тогда скажет официантка?
— Пусть говорит все, что захочет, мне все равно.
— Похоже, у меня нет выбора, не так ли?
— Именно. Я планирую целовать тебя до потери сознания, так много, как только смогу, пока этот день не закончится.
— Так и думала. Что ж. Тогда, может, мне стоит воплотить задуманное, что скажешь?
— Я определённо отвечу, что ты должна это сделать.
Мы поцеловались. Я настолько сосредоточилась на Рене и не замечала ничего вокруг, что даже не услышала, как в комнату зашла официантка. Я покраснела, как рак.
— Не переживай, я оставлю ей огромные чаевые, - тихо рассмеялся Рен.
Официантка начала сервировать стал, а я неуклюже скатилась с коленей Рена. С ужасом я заметила, что нижняя часть его лица полностью испачкана моей алой помадой, а как выглядит моя физиономия, я вообще старалась не думать. Но Рен нисколько об этом не переживал, его что, ничто не может смутить?
Я спешно помчалась чистить лицо от помады и попросила его заказать, наконец, ужин. К моему возвращению все уже было готово. Рен галантно пододвинул мой стул, помогая сесть, и склонился, чтобы прижаться своей щекой к моей. Я стала рассеянно играть своими новыми сережками, и Рен, конечно, не мог этого не заметить.
— И все-таки, они тебе не нравятся?
— Ты что, нет. Они замечательные, но я чувствую себя виноватой, что ты так потратился на меня. Думаю, ты должен отнести их обратно в магазин, завтра же. Может, они разрешат тебе вернуть их.
— Давай поговорим об этом попозже. Сейчас, мне бы просто хотелось полюбоваться тобой, пока они еще на тебе.
После ужина мы отправились на танцы. Рен легко отрывал меня от пола и быстро кружил. Нежно прижимая меня к себе, он двигался в такт музыке и ни разу за весь вечер не оторвал от меня взгляда. Да и мне тоже не удалось отвести от него влюблённых глаз, ведь сегодня он был особенно привлекателен. Пока мы танцевали он тихо напевал себе под нос песню «Мy Сonfession», вторя музыке.
— Эта песня словно рассказывает, что я чувствую к тебе. Мне понадобилось много времени, чтобы откровенно признаться, о моих чувствах к тебе, даже себе самой, - улыбаясь, подметила я.
Он внимательно выслушал мои слова, а затем сказал:
— Я уже знал обо всем, что ты чувствуешь с того поцелуя перед нашим уходом из Кишкиндхи. Того, который ясно дал понять, что ты без ума от меня.
— Ах, тот, который ты счел таким просветляющим?
— Он и был просветляющим, потому что тогда, я, наконец, все понял. Узнал, что твои чувства ко мне так же сильны, как и мои. Просто нереально так поцеловать человека, если ты не влюблён в него без памяти, Келлс!
— Так вот почему ты стал таким дерзким и дико самоуверенным в себе после него, - сказала я, играя с его волосами на затылке.
— Да. Но все это хвастовство и бахвальство мгновенно испарились, едва ты уехала.