В поисках утраченных предков (сборник)

Пока я лишь собираю заочные впечатления, путешествую по карте и уголкам истории, вытряхиваю на стол и разбираю архивные находки. И чем ближе мое заочное знакомство с землей материнских предков, тем сильнее меня туда тянет.

8. Фуражка дедушки

Шапка тут, а голова потеряна.

Русская поговорка

…В один из ярких апрельских дней, когда шпили Адмиралтейства и Петропавловки перемигивались солнечными зайчиками с куполом Исаакия, а с крыш домов летела звонкая капель, мой дедушка Павел Каралис решил пощадить своего внука и сам вышел навстречу.

Я забежал в Библиотеку Академии наук перед самым закрытием, чтобы заказать книги на завтра.

Последние посетители тянулись гуськом вдоль барьера сдавать книги. Рыжая девушка передо мною по сантиметру в минуту продвигала высокую стопку. Я машинально склонил голову, читая названия на толстых корешках. Самая нижняя называлась «Весь Петроград, 1917 год».

Именно в ней, как уверяла Лена, был найден мой дедушка!

– Извините, можно быстренько посмотрю одну фамилию? – я ткнул пальцем в справочник. Одно дело, когда тебе сообщают об этом письмом, и другое, когда ты видишь напечатанные буквы своими глазами.

Девушка пожала плечами: «Попробуйте».

Я осторожно вытянул из-под стопки увесистую книженцию и открыл на букву «К»:

Мельчайший экономный шрифт – пришлось достать очки.

…Каралин…

Каралис Павел Констант., прчк, Невский, 79.

Что за таинственное «прчк», имеющее отношение к моему предку и о котором ничего не сообщала поисковая фирма Елены?

Волнуясь, я заложил авторучкой страницу, поискал список сокращений, не обнаружил и, когда подошла очередь, попросил библиотекаря помочь с расшифровкой загадочной надписи. Женщина молча взяла сверкнувшую лупу и приложила к странице:

– Поручик, – устало сказала она. – Вы сдаете или оставить? – обратилась к девушке.

– Сдаю.

– Перепишите, пожалуйста, на меня, – я с сожалением отпустил увесистую книгу.

Светило бледно вечернее солнце, брызгались машины, я шел по Среднему проспекту, и сердце мое пело: «О, Боже, какой я идиот! Какой я идиот! Спасибо тебе, дедушка!».

Мне ли не знать, что человек бывает ленив, рассеян, тороплив и даже такую простую работу, как просмотреть справочники и найти там искомого фигуранта, может сделать кое-как, наполовину, что мы и имеем в случае с моим дедушкой. «Род деятельности, к сожалению, не установлен…». А поручик – это по-вашему, что? Вероисповедание? Партийная принадлежность? Болваны! Из-за них я перерыл огромные блоки газет 1912 года, разыскивая списки выборщиков. Из-за них я потерял массу времени! А они не могли разглядеть маленькое словечко «прчк» после фамилии моего деда. Исследователи хреновы! За что они интересно берут деньги!

Но и я болван. Сколько раз я имел возможность заказать «Весь Петроград – 1917 год» и глянуть своими глазами на родную фамилию! Давно были бы в дамках!

Итак, мой дедушка Павел Константинович Каралис, квартируясь в 1917 году на Невском проспекте, был поручиком царской армии. И пусть в этой находке много туманного – почему не на фронте? как же его архитектурное прошлое? – но теперь ясно, куда следует адресовать дальнейшие запросы: в Военно-исторический архив, господа! И в архив КГБ, чья предшественница – ВЧК шибко невзлюбила с первых дней революции всякое царское офицерье, пусть даже невысокого класса. И не в этой ли нелюбви кроется ответ на вопрос, почему дед не оказался со своей женой и четырьмя детьми в Тамбове?..

А сейчас, по дороге домой, я выйду на Съездовскую линию, зайду в церковь Святой Великомученицы Екатерины с высокой папертью, поставлю свечи и помолюсь за предков, как учила меня Людмила, когда мы вновь мельком повстречались в архиве. Потом, нарушая правила, прямо напротив церкви перейду улицу с трамвайными путями, нырну в подворотню дома № 50 по 1-й линии, пройду проходным двором по тому месту, где когда-то стоял домишко с огородом Михайло Васильевича Ломоносова и располагалась его химическая лаборатория, о чем извещает ржавая жестяная табличка на кирпичной стене, пройду мимо здания школы (пардон, гимназии), окажусь на 3-й линии, но пойду не направо, к своему дому, а налево, к метро, чтобы проскочить под землей Неву и Невский проспект и вновь оказаться возле дома, в котором жил в 1917 году мой дед Павел Каралис, поручик царской армии, как теперь выяснилось. И было ему тогда тридцать три года…

…Я зашел во двор с одиноким деревцем у глухой стены. Постоял, представив себе картинку в стиле Достоевского: убогий шарманщик с обезьянкой на плече, суровый бородатый дворник с метлой и бляхой, мальчишки с крестообразными помочами штанов на спине.

Из окна на третьем этаже слышался вопль телевизора. Через истоптанный садик прошла женщина с пластиковыми сумками, набитыми свертками из магазина и высоко торчащей тростью батона. Почему-то кивнула мне, как знакомому. Я тоже кивнул, и когда она скрылась в парадной, улыбнулся.

И куда выходили окна его квартиры: во двор или на Невский? Лестницы и двери оказались новыми, дом побывал на капитальном ремонте, на подоконнике лежал обрывок бумаги: «…дорогой идете, тов…» и пара вмятых в дерево окурков.

На форточке первого этажа, поджав лапки, сидела дымчатого цвета кошка, совсем как наша Дашка, и наблюдала за моими прохаживаниями. Я покискал ей и пошел со двора. В бывшую мороженицу «Улыбку», где в детстве бывал с родителями, заходить не стал: там гремела музыка и сигаретный дым укутывал голые плечи женщин.

Дома я залез в Большую Советскую Энциклопедию и узнал: поручик – второй офицерский чин в русской армии, был введен в XVII веке, в казачьих войсках ему соответствовал чин сотника.

Своей находкой я поделился с женой и сыном.

– «Поручик Голицын… – пропела жена, переворачивая блин на сковородке, – раздайте патроны, корнет Оболенский – налейте вина…» Сейчас будем чай пить.

– Лермонтов тоже, кажется, был поручиком, – сказал сын, не отрывая глаз от телевизора.

Сестрам я решил пока не звонить. На Надежду моя находка вряд ли произвела бы впечатление: ей, что поручик, что подпоручик – без разницы; зато, если бы у нее было время, мне бы пришлось выслушать про ее внуков: что она им сказала и что они ей ответили, и как хорошо Машунька станцевала на конкурсе бальных танцев, а Антошка такой гордый, что даже не пошел гулять, а сел заниматься алгеброй – хочет исправить четверку на пятерку. Еще она могла рассказать про московских внучек – Надюшку и Николь и своего любимчика – американского зятя Майкла, с которым обсуждает по телефону вопросы воспитания детей и тренирует свой английский – учительница…

Вере тоже звонить не хотелось: ты ей про поручика, а она вдруг предложит какую-нибудь новую версию: правильно, правильно, был поручиком, стал извозчиком, бросил семью, по пьяному делу выпал из брички, сломал ногу, долгие годы успешно нищенствовал на Невском проспекте…

Не стал звонить и племяннику Димке – вот получу документы из архива, тогда и раззвонюсь.

И вообще, начинаю понимать историков – находиться в прошлом бывает уютнее, чем в настоящем.