В поисках утраченных предков (сборник)

Предъявитель сего Павел Константинович Каралис, сын фельдфебеля, вероисповедания римско-католического, 17 лет от роду, вступил в Ремесленное Училище им. Цесаревича Николая воспитанником в 1896 г. и находясь в онныя до полного окончания курса учения в 1901 г. при весьма хорошем поведении оказал следующие успехи:

По Закону Божьему —

По Русскому языку – хор.

По Арифметике – удовл.

По Геометрии – уд.

По Географии – отл.

По Истории – уд.

По Физике – отл.

По Механике – оч. хорошо

По Технологии – отлично

По Счетоводству – хор.

По Черчению – оч. хорошо

По Рисованию – уд.

По Чистописанию – хор.

При практическом изучении слесарного ремесла он, Павел Каралис, оказал отменные (отменные – зачеркнуто. – Д. К. ) очень хорошие успехи и исполнил назначенную ему работу для получения звания подмастерья Училища, какого звания и удостоен.

Дальше в Деле городского пансионера шло «Обязательство» вносить плату за обучение – 250 рублей в год и следить за дисциплиной воспитанника, данное его опекунами, дядьками по линии матери – Федором Адамовичем и Яковом Адамовичем, мещанами.

Я принялся не спеша переписывать тетрадочку личного дела, вспоминая собственные школьные дневники, исчирканные красными записями замечаний.

Дедушка был более сдержанного поведения, чем я. Четырнадцать замечаний за шесть лет обучения в «ремесле» – пустяк! Первые два года – вообще пай-мальчик, ни одного замечания.

С куревом прихватили всего один раз, когда деду было почти семнадцать. В пятнадцать напился?! Я в четырнадцать налакался домашнего вина у приятеля. Да и аттестат у дедушки лучше моего. Мельчаем, понимаешь, в сравнении с предками… Н-да.

Но и наказания в царской России были круче. Вот, например, семнадцатилетний подросток возмущается отсутствием в бане горячей воды. Он уже на шестом, последнем, курсе, своего рода «старик». Да, «площадно бранился». А что ему, голому, прикажете делать? «Боже, Царя храни» воспеть в честь отсутствия горячей воды? И за такую естественную реакцию – в карцер? Ай-яй-яй!..

Не мог знать дед, что его будущий внук будет держать в руках этот матрикул.

А если бы знал? Что тогда – не кричал и не бросался бы сапогом в день своего пятнадцатилетия – 12 марта 1899 года, не участвовал бы в «попойке с Оляницким»?

И я не мог знать, переписывая дедушкино дело, что Оляницкий окажется прадедом моего приятеля Сергея Феликсовича Оляницкого, обрусевшего поляка, директора консалтингового бюро, с которым мы бражничали в двадцатилетнем возрасте и поддерживаем бражные отношения до сих пор. И в личном деле пансионера Станислава Оляницкого, которое возьмет по моему примеру в архиве его внук, в тот же самый день 9 октября 1899 года будет зеркальная запись: «Участвовал в попойке с Каралисом».

Все течет, но ничего не меняется!