Итак, стансы дона Родриго:
До глуби сердца поражен
Смертельною стрелой, нежданной и лукавой,
На горестную месть поставлен в битве правой,
Неправой участью тесним со всех сторон.
Я медлю, недвижим и смутен дух, невластный
Снести удар ужасный.
Я к счастью был так близок наконец, -
О, злых судеб измены!
И в этот миг мой оскорблен отец,
И оскорбившим был отец Химены!
Я предан внутренней войне;
Любовь моя и честь в борьбе непримиримой.
Вступиться за отца, отречься от любимой!
Тот к мужеству зовёт, та держит руку мне.
Но что б я не избрал – сменить любовь на горе
Иль прозябать в позоре,-
И там и здесь терзаньям нет конца.
О, злых судеб измены!
Забыть ли мне о казни наглеца?
Казнить ли мне отца моей Химены?
Отец, невеста, честь, любовь,
Возвышенная власть, любезная держава!
Умрут все радости или погибнет слава.
Здесь – я не вправе жить, там – я несчастен вновь.
Надежда грозная души благорожденной,
Но также и влюбленной,
Меч, мне к блаженству преградивший путь,
Суровый враг измены,
Ты призван ли мне честь мою вернуть?
Ты призван ли меня лишить Химены?
Пусть лучше я не буду жив
Не меньше, чем отцу, обязан я любимой:
Отмстив, я гнев её стяжаю негасимый;
Её презрение стяжаю, не отмстив.
Надежду милую отвергнуть ради мести?
Навек лишиться чести?
Напрасно мне спасенья вожделеть:
Везде – судьбы измены.
Смелей, душа! Раз надо умереть,
То примем смерть, не оскорбив Химены. (300)
(Действие первое. Явление шестое)
Не надо забывать, что Родриго – рыцарь и для него любовь к женщине и честь – понятия равновеликие. Поэтому он чувствует безысходность. Это выражено в самой структуре стиха. «Сид» очень хорошо переведён на русский язык М. Лозинским, который попытался передать эту особенность французского текста: стих делится как бы на две половины, между которыми – пауза, создающая равновесие.
Вступиться за отца, отречься от любимой
Тот к мужеству зовёт, та держит руку мне.
<…>
Умрут все радости или погибнет слава.
Здесь – я не вправе жить, там – я несчастен вновь. (301)
(Действие первое. Явление шестое)
Родриго понимает, что Химене он обязан не меньше, чем отцу. Таким образом, складывается неразрешимая ситуация. Но здесь возникает одна важная особенность, которая резко отличает драму Корнеля от произведений испанского театра.
У Декарта есть знаменитая философская формула: Cogito, ergo sum (лат. – «Мыслю, следовательно, существую»). В этой формуле отражена очень важная особенность мышления человека XVII века: существуют как бы два «Я» – мыслящее и существующее. Декарт утверждает, что, мысля, человек становится на некую абсолютную точку зрения. Его мыслящее «Я» отличается от «Я» индивидуального. Разум поднимает человека до некоей абсолютной, высшей истины, которая едина для всех. Мыслящее «Я» – это нечто всеобщее, то высшее «Я», которое позже станет именоваться трансцендентным субъектом.