Читаем В поисках великого может быть полностью

В поисках великого может быть

Существует самая простая форма комического. В своё время французский философ А. Бергсон в книге «Смех» назвал её механической. Пользуясь современным языком, это – отсутствие обратной связи. Подобное всегда вызывает смех. Причем, смешными становятся вещи, которые сами по себе не должны так восприниматься. Однако на этом строится излюбленный смеховой прием. Например, человек спотыкается и падает. Ничего смешного нет в том, что кто-то упал. Но, к примеру, клоуны в цирке без конца падают, вызывая тем самым одобрительный хохот зрителей.

Люди вообще недооценивают роль той сферы познания, которая связана с телом. Мы осваиваем мир разумом, но и телом, конечно. К примеру, ходим и всем телом ощущаем движение, взаимодействуем с окружающим пространством, а если бы только размышляли, то обязательно бы падали. А так: тело реагирует, чувствует. Когда реакции тела нарушаются – человек теряет координацию. Это элементарно. Мольер очень наглядно изображает это отсутствие обратной связи: Дорина рассказывает Оргону про «жар и мигрень» госпожи, а Оргон ему невпопад: ах, бедный Тартюф! И это несоответствие вызывает простую форму смеха. Здесь это выражено с особой очевидностью.

Более глубокий уровень комедии – психологический. Герои Мольера – это люди, ослепленные страстью. Для Оргона кроме Тартюфа, кажется, никого не существует, он совершенно безумен в этом смысле, ослеплен своей страстью.

Вообще, мир Мольера очень театрален, в нём все играют. Прежде всего, играет сам Тартюф. Он изображает святошу. Тема лицемерия, кстати, одна из важнейших в комедиях Мольера. Уже из рассказа Дорины становится понятно, что Тартюф далёк от духовного:

С благоговением окинув взором стол,

Двух жареных цыплят и окорок уплёл…

Он очень толст. С утра уже изрядно пьян. Причём, ни для кого истинное лицо Тартюфа не является загадкой. Один Оргон верит Тартюфу, все остальные домочадцы прекрасно понимают, что он притворяется. Но Тартюфу мало самого Оргона, оказавшегося целиком в его власти. Он подумывает жениться на его дочери Марианне и при этом непрочь соблазнить его жену Эльмиру. Никаких чувств ни к одной из них он не испытывает, просто ему нравятся женщины…

Тартюф разыгрывает перед Оргоном богомольца. Это чистая маска. Здесь возникает очень резкий, почти плакатный контраст между видимостью и сутью. Он играет грубо, между прочим, но от него и не требуется тонкой игры. Оргон верит ему безоглядно и ничего не хочет замечать. Поэтому сказать, что Тартюф обманывает Оргона, нельзя. Тартюф, в сущности, и возникает в ответ на его ожидания. Оргон встретил Тартюфа в церкви, где тот истово молился, притворяясь, что одержим молитвой. Тартюф целиком создан его воображением. Тут нельзя сказать, что один обманывает, а другой – обманут, как, к примеру, в паре: Дон Жуан – Диманш. Нет. Оргон, ослепленный страстью, сам сотворил Тартюфа. Даже когда сын Оргона становится свидетелем того, как Тартюф пытается соблазнить его мать, Эльмиру, Тартюфу удается переубедить Оргона. Он делает вид, что «клеветнику» это померещилось:

Доверие ко мне внушают, милый брат,

Моё открытое лицо, правдивый взгляд,

Но, может статься, вас обманывает внешность,

И в сердце у меня порок, а не безгрешность?

И, добронравием прославясь меж людей,

На деле, может быть, первейший я злодей?

…

Я изверг, лицемер,клятвопреступник, тать,

Убийца, блудодей, – не стану отрицать.

Колени преклонив, стерплю я поруганье

Как по грехам моим от неба воздаянье.

(Опускается на колени.) (336)