На горизонте виднелся далёкий мыс в Зарубинцах. Это там, у того мыса, меня не раз посещало чувство раскрывающейся передо мной "солнечной дороги", в центре которой неизменно оказывалась Бабина гора, а весь мир бучацкого посвящения воспринимался как единый бесформенный образ, суть которого трудно передать словами. Если же войти в этот мир и затеряться на его дорогах, - поистине, этих дорогах действительности, - то в путешествиях и приключениях такая целостность восприятия незаметно утрачивается, заслоняемая разными впечатлениями и событиями. Но здесь, на вершине горы, когда, казалось, весь мир с его дорогами снова оказывался перед моим взором, это чувство целостности возвращалось. Мне представилось, как будто одна часть моего "я" идёт где-то там по дорогам, исчезая и тая в солнечном мираже лета, а другая часть меня откуда-то от самого далёкого мыса смотрит на туманную гряду гор, на чёрточку баржи, уходящей вдаль... на белую точку "метеора", исчезающего за поворотом; смотрит на того, первого "я", идущего по дорогам и видит сразу весь этот мир, во всех моментах времени, сжатых вместе - зелёные горы, солнце в небе, каменистые обрывы берега... Видит маленькую фигурку босого человека в выгоревшей клетчатой рубашке, затерявшегося в огромном, пёстром и многоликом мире - то пробирающегося по лесным дорогам, то пьющего воду из ручья в глубоком яру, то купающегося под горой Лысухой, где корни дуба нависали над краем обрыва...
День заканчивался, над горами загоралась заря, а я сидел в наушниках на вершине горы, слушая музыку - мир в эти мгновения казался совершенным. Когда заря угасала, я спускался вниз и разводил костёр. У этого костра я провел много вечеров в одиночестве, но оно не тяготило меня. Изредка моим собеседником был Коля, иногда - Гриша, но чаще это был Миша, с которым меня познакомил в прошлом году Волохан.
В то лето он часто приезжал на Бабину гору и мы подолгу разговаривали с ним по ночам у костра - о Востоке, о пути, о запредельном, о наркотиках... Об одном индийском гуру, поселившемся в штате Орегон - имя его в те годы влекло многих, в том числе и нас. Так началась наша с Мишей дружба, протянувшаяся потом на долгие годы, и я многому научился у него творчеству, медитативному образу жизни...
умению совмещать преданность Пути и причастность к миру современной цивилизации; умение оставаться странствующим саньясином и в то же время знать, как заработать деньги на дорогой магнитофон. Мы с Мишей не раз странствовали в то лето по дорогам - Трахтемиров, великий полдень на Зарубиной горе, Каневский заповедник...
Во второй половине лета в холмах появился Шри Филипп, приехавший откуда-то из Подмосковья. Ему уже не хотелось возвращаться в Бучак, на хутор Билянивку, куда приближалось строительство дороги - хата Вити А. под крутой горой напротив бабы Мотри, где когда-то кипела богемная жизнь, стояла заброшенная с выбитыми окнами.
Я договорился с бабой Серафиной из Трахтемирова, перебравшейся в Переяслав, и та согласилась, чтобы Филипп пожил в её хате, присматривая за домом.
Тем летом я подружился с Максом, и если раньше наши встречи были связаны с экспедициями, то теперь он приезжал в холмы сам, и мы путешествовали с ним по дорогам. Однажды жарким вечером в начале августа мы возвращались после двухдневного похода на Зарубину гору, где предавались испитию чая со Шри Филиппом и компанией. Уже начало темнеть, и мы решили заночевать на горе Каменухе, высоко поднимающейся над Днепром неподалёку от пристани.
Палатка, освещённая свечой, стояла на самой вершине горы, где над песчаными осыпями и каменными глыбами возле одинокой сосны была небольшая ровная площадка, поросшая жесткой, полузасохшей травой. Металлические штыри растяжек палатки с трудом заходили в каменистую почву, но зато потом, когда успешно завершилась возня с верёвками в полной темноте, мы с кайфом сели, вознесённые над всем миром и зажгли небольшой костер.
Макс был истинным любителем чая, у него я научился разбираться в сортах чая и понял, чем настоящий английский чай "Earl Grey" отличается от грузинского. Пока мы шли на Каменуху, он всю дорогу нёс в котелке воду из села Лукавица, опасаясь споткнуться в темноте и уронить котелок - ведь на Каменухе воды не было, - чтобы совершить у костра чайную церемонию.
Установив котелок на камнях над огнем, мы разложили на земле чайные принадлежности - банку с сахаром, остатки печенья и жестяную коробку "Графа Грэя". Была уже глубокая ночь, далеко за Днепром мерцали какие-то огни; над головой светила яркая звезда и мы рассматривали её в старый потёртый бинокль 1945 года выпуска, принадлежавший когда-то доктору Максимову и подаренный мне Максом этим летом. Я очень гордился этим старым культовым биноклем и везде носил его с собой.