В поисках Вишневского

Эмоциональный и искренний характер Александра Александровича проявлялся и в том, что он щедро делился своей радостью со всеми окружающими его в этот момент людьми, делая и их участниками своих переживаний. Причем причина радости могла быть как чисто личного, семейного характера, так и результатом удачно выполненной трудной операции, успешно окончившегося эксперимента, завершения монографии…

— Конечно, эмоциональность имеет и обратную сторону, — продолжает Саша. — Гнев и разносы Александра Александровича выдерживать было достаточно трудно, и настроение у сотрудников портилось, но Александр Александрович никогда не задерживался надолго на отрицательных эмоциях, и чаще всего успешное решение какой-либо профессиональной проблемы возвращало его расположение провинившемуся на следующий, а то и в этот же день.

Профессиональные качества врачей Александр Александрович ценил наиболее высоко, но и их человеческая сущность не ускользала от его внимания, поэтому характеристики, которые он иногда давал, поражали своей парадоксальностью, и, только зная конкретного человека, можно было понять, какая это всегда была исчерпывающая и трезвая оценка.

Институт значил для самого Александра Александровича очень много, был, по существу, главным делом его жизни, его первым делом. Возвращаясь из длительных командировок, он прямо с вокзала или из аэропорта направлялся в институт, расспрашивал у шофера по дороге обо всем, что произошло в его отсутствие.

Отец мог появиться в коридоре института в любое время суток, приезжая проведать тяжелых оперированных больных или просто посмотреть, как обстоят дела.

О новом строящемся корпусе он с одинаковым удовольствием говорил и с главным архитектором, и с няней. Одного он пытал о том, что тот может предложить нового, у другой спрашивал, какие у нее пожелания.

В его жизни работа занимала основное место, и все другие интересы были ей подчинены. А в работе главным были операции. Их Александр Александрович выполнял неторопливо, истово, обстоятельно, максимально щадя ткани больного.

Например, при операциях на легких он никогда не брал ни одного элемента корня легкого, пока артерия, вена или бронх буквально сами «не попросятся» на руки…

— Мне, молодому хирургу, стоящему на ассистенции, — продолжает свой рассказ Саша, — казалось это излишним. Мне больше нравились хирурги, которые решительно, на ощупь, выполняли этапы операции. От некоторых окружающих приходилось слышать, что такая, как у отца, чрезмерная анатомичность ни к чему. Так в то время думал и я, и мне казалось, что эти операции просты и их может выполнять любой.

Теперь, когда я сам выполняю эти операции, я понимаю, что их простота была кажущейся и повторить их удается далеко не каждому. Наступил период переоценки прошлого, и я пытаюсь восстановить в памяти приемы, которыми пользовался Александр Александрович. Спокойствие и размеренность операции могут быть обеспечены только анатомичностью ее выполнения, это гарантирует и хорошие результаты операции, и спокойный сон хирурга.

Следует заметить, что Александр Александрович мог сделать операцию и очень быстро, но, если необходимость этого не диктовалась конкретными условиями, он никогда не спешил.

Если на операции присутствовали сотрудники или врачи Центрального института усовершенствования, Александр Александрович в процессе операции постоянно общался с аудиторией, успевая осветить интересные детали выполняемой операции и особенности хирургического лечения данного заболевания в общем плане.

Александр Александрович физически был очень сильным и считал, что он может все. Если он заболевал, то не хотел верить в свою болезнь. Он просто не понимал, как это можно болеть. И сам, будучи сильным духом и телом, он перебарывал свои недомогания.

Истинное его «я» заключалось в том, что, переболев, допустим, какой-то серьезной болезнью, он, едва набрав силы, немедленно шел в операционную. Понятно, на сложные операции он в этом случае не решался, будучи ответственным за все свои действия, но, если его начинали уговаривать отдохнуть и какое-то время не работать, он возражал: «Да что вы! Мне необходим самый воздух операционной, он-то мне и возвращает и силы и энергию». Операционная для него была как сцена для актера. Она поднимала тонус, и он забывал о физическом недомогании. Видно, это было заложено в нем его отцом, моим дедом, — Александр Васильевич был истинным волжанином, он всегда заботился о физической и духовной крепости.

И в жизни и в науке Александр Александрович во многом следовал своему отцу. Восприняв от него многие общечеловеческие принципы, он и в науке оставался его верным и последовательным учеником и в течение всей своей жизни разрабатывал и внедрял в практику идеи Александра Васильевича, многие из которых и до настоящего времени не потеряли своей значимости. Причина такого долголетия — их научная добротность, цельность и, очевидно, истинность — ведь они выдержали проверку временем…

Саша замолкает и, спросив у меня разрешения, закуривает.