В поисках желтого попугая

Саша быстро прошёл мимо молочного магазина к Мишкиному дому. Мишкин дом… Как можно было жить в однокомнатной «хрущёвской» квартире шестерым? Они жили – родители, Мишка, его старший брат с женой и их новорождённая дочка. «Наверное, когда они ложились спать, они напоминали те самые рижские шпроты, которыми мы закусывали намедни с Семёном», – подумал Александр Сергеевич, а молодой Шурик подошёл к подъезду, закинул голову вверх и закричал:

– Мииии-хааааа!

Тут же из окна на четвёртом этаже высунулась кудлатая Мишкина голова.

– Сейчас, спускаюсь, погодь, Пуш…

Александр Сергеевич опять внутренне всхлипнул: «Пуш…» – так звали его некоторые одноклассники. Вообще, «Пуш» – это сокращённое от «Пушкин», поскольку он писал стихи, да и имя его с отчеством подходили. Они с Мишкой пытались стихи эти совместить с несколькими гитарными аккордами, которые знали, но получалось из рук вон плохо – то ли аккорды их разнообразием не отличались, то ли стихи у Александра Сергеевича были не очень музыкальные и чересчур декадентские.

Мишка выбежал из подъезда через две минуты. В одной руке у него была замызганная кожаная папка, в другой – не менее затёртая тетрадь.

– Вот! – потряс он тетрадью, – Песню сыграем на выпускном на две… нет, на три гитары – вы с Серёгой ритм будете играть, а я проигрыш.

Шурик взял из Мишкиных рук тетрадь, заглянул в неё и простонал.

– «Домик на окраине»?! Ну, нееет… Что за пошлость!

– А ты бы хотел, чтоб мы твои стишки спели?! – Возмутился Мишка и прогнусавил, видимо, изображая Сашу.

– Есть каменный замок на мгачной скале,
Там духи усопших летают во мгле,
Он тих, как могила, он чёген, как склеп,
И катятся волны к далёкой земле…

Мишка ещё специально грассировал, изображая еврейский выговор.

– Очень смешно, – насупился Шурик, – я не свои стихи имел в виду – могли бы «Воскресенье» спеть, ну или Макаревича. Да, и я – не еврей…

– Правильно, не дорос ты до еврея, – согласился Мишка.

Александр Сергеевич вспомнил, как они орали эту песню на выпускном вечере в три глотки, и Мишка играл проигрыш на одной струнке, а Шурик с Серёгой рвали все шесть своих. Серёга же, то ли случайно, то ли нарочно, пел не «там падают в августе яблоки, по крыше ночами стуча», а «там падают, падают яблоки по крыше ногами стуча». И, в целом, не смотря на столь небрежное отношение к тексту со стороны Серёги, песня имела оглушительный успех, особенно Серёгина манера покачивать в ритм песни головой в стиле «Битлз». Эх, Серёга, Серёга…

И как только Александр Сергеевич подумал про него, так и появился он из-за угла – с дипломатом, усатый, похожий на Ринго Стара, и тоже в кроссовках, как и Шурик. И он был живой. Ни Мишка, ни молодой Саша не знали, что жить Серёге осталось меньше года – он разобьётся ночью на отцовском старом запорожце, ослеплённый фарами встречной машины. И по мистическому совпадению, произойдёт это в пасхальную ночь, и не останется ни одной общей фотографии с Серёгой, так как он всегда прятался за спины, когда фотографировали, или закрывался тем, что было под рукой – учебником, портфелем, совковой лопатой…

– Привет, граждане поэты, лабухи и прочие бездельники! – поприветствовал Серёга друзей.

– Под прочими бездельниками ты себя имеешь в виду? Это был риторический вопрос, – быстро добавил Мишка, – На-ка вот, песню посмотри.

Мишка сунул Серёге в руки тетрадку. Серёга читал, пока они втроём шли к школе, к концу чтения он стал неприятно хихикать.

– Что смешного?! – сдвинул брови Мишка.

– Похоже на «Песню восемьдесят пять» – хорошая патриотическая основа.

– Может тогда Сашины стихи споём? – с деланной серьёзностью спросил Мишка.

– Не, не, не! – замахал тетрадкой Серёга, – Лучше про домик, чем про замок!

– Чего вы к моим стихам пристали! – закричал Шурик.

Мишка с Серёгой прыскали, и чем больше психовал Саша, тем громче они смеялись. Наконец, Шурик не выдержал и быстрым шагом пошёл от них в сторону школы.

«Успокойся. Это же твои друзья, иди к ним…» – попробовал пробиться к сознанию молодого Саши Александр Сергеевич. И пробился, видимо – Шурик остановился и повернулся к Серёге с Мишкой.

– Вы, конечно, редкие придурки, но я вас люблю…

– А мы трепещем – у нас в друзьях такой талантище! – юродствовал Серёга.

– Эх, горбатого могила исправит… – ухмыльнулся Саша.

«Зря ты про могилу, дурак!» – почти взвыл внутри Саши Александр Сергеевич. И Шурик дёрнулся.

– Что с тобой, Пуш? – посмотрел на него Мишка.

– Не знаю. Странное какое-то ощущение сегодня… – задумчиво сказал Шурик.

– У вас, у творческих личностей так – очень тонкая нервная организация, – развязно продолжал Серёга.

«Скажи ему, чтобы не ездил по ночам на отцовском ушастом запорожце! – молитвенно обратился Александр Сергеевич к молодому Саше, – Скажи! Скажи! Скажи!!!»

Шурик запнулся.

– Серёга, не езди по ночам на отцовском ушастом запорожце… – проговорил он, чётко произнося каждое слово.

– Что ты сказал?! – в свою очередь остановился Серёга, – Откуда ты про запорожец знаешь?!