В походах и боях

Полк И. М. Ахлюстина вместе с частями 304-й дивизии атаковал Ново-Алексеевский с юга. Одновременно подполковник Воронкин своим полком нанес удар с запада. Бой завязался на улицах. Под прикрытием орудий прямой наводки бойцы штурмовали подвали каменных зданий и забрасывали гранатами укрывшихся там гитлеровцев.

Комдив руководил атакой по радио. Когда бой в центре посеяна разгорелся, он направил с севера третий полк майора Берко, и немцы побежали, бросая оружие. Артиллеристы накрыли их огнем. Приведу только один факт. При отходе фашистов из Ново-Алексеевского расчет командира орудия сержанта Чиркова (наводчик Наумченко, замковый Выставили, правильный Филиппов) вел по ним огонь прямой наводкой и в течение двух часов выпустил 320 снарядов.

Вечером 16 января командир дивизии доложил:

— Разведка обнаружила впереди большой полевой аэродром.

— Что решаете делать?

— Атакую с ходу. Там у фрицев до двух полков, но они наскоро сформированы из отступивших подразделений.

На рассвете части 23-й дивизии, уничтожив прикрывающие группы противника, заняли высоту 135,6. Сюда был перенесен армейский НП. Невдалеке внизу лежал аэродром, заставленный самолетами и автомашинами. Его атаковали два полка. Майор Я. Л. Берко получил приказ идти в обход.

На огромном поле завязался рукопашный бой. Схватки вспыхивали у землянок, у машин. Заместитель командира дивизии по политчасти Василий Федорович Егоров, как и в прошлую ночь, был там, среди солдат. Что же, это правильно! Люди должны видеть своего «комиссара» в горячие минуты, тогда его слово будет зажигать сердца.

Подполковник Егоров шел вместе со мной по очищенному от врага аэродрому. Дивизия захватила богатые трофеи: свыше 200 самолетов, 300 автомашин, 23 танка. Полтысячи пленных, охраняемые автоматчиками, сидели на снегу с лицами, посиневшими от мороза. Из «Юнкерса-52» — старой вместительной машины выскочил красноармеец с ведром. Егоров окликнул:

— Вера, подойди сюда! — Мне он объяснил: — Наша героиня, ее фамилия Федотова. Вчера в Ново-Алексеевском она семнадцать раненых вынесла. От верной смерти спасла. Ведь на таком морозе полчаса полежишь — замерзнешь…

В почтовом самолете был оборудован пункт медицинской помощи. Приспособили «буржуйки». Топлива на этот раз оказалось в избытке: около тонны немецкой корреспонденции.

Санитарка подошла, познакомились. Поздравил ее с награждением медалью «За боевые заслуги». Внутри самолета тепло. Раненые уложены на полу на пестрых немецких плащ-палатках. Один угол отгорожен, и оттуда изредка доносятся стоны.

— Сейчас, товарищ лейтенант! — Вера исчезает за занавеской.

— Это Мисин, — говорит начальник политотдела, — командир второй стрелковой роты. По его людям неожиданно ударил пулемет. И он лично убил немецкого офицера, который вел огонь.

— Верочка! — слышится негромкий голос снаружи. — Выйди на минутку…

— Чего ты опять пришел?

— Как наш лейтенант, в сознании?

— Да спит он сейчас!

— Верочка, может быть, ему табачку оставить?

— Ты в уме? У него легкое прострелено. До чего ж ты несознательный, как я погляжу!

В радостном настроении возвращался на свой командный пункт. Здесь ждала неприятная телеграмма. Предписывалось срочно откомандировать Н. А. Радецкого в Москву. Позвонил начальнику политического управления фронта С. Ф. Галаджеву:

— Вы в курсе принятого в Москве решения о Радецком?

— Конечно, — ответил Сергей Федорович.

— Но мы еще ведем боевые действия. И в такое время из войск забирают весьма опытного и боевого начальника политотдела.

— А что, привык к нему? — пошутил Галаджев.

— Разве это плохо? Николая Антоновича у нас любят и уважают.

— Работник он хороший, но отпустить придется. Приказ есть приказ…

Так Николай Антонович и уехал от нас в разгар битвы. Трудно ему было покидать армию, строительству которой он отдал много опыта, знаний, личного творчества, инициативы.

17 января наши дивизии вплотную подошли к внутреннему обводу городских укреплений.

Этим закончился второй этап операции. За шесть дней боев немцы потеряли перед фронтом 65-й армии 10 тысяч убитыми, 305 танков и 578 орудий. Многие их части оказались теперь в голой степи на пронизывающем морозе. Я видел за Большой Россошкой брошенный противником госпиталь в трех сараях. Все раненые окоченели… Это была ужасная картина — голодная, холодная смерть…

Нашим солдатам тоже было нелегко наступать в этих условиях. От частей требовался маневр, и порой на значительное расстояние в быстром темпе, но мы были не в состоянии обеспечить маневр дивизии материально-техническими средствами. Лошадей нечем кормить, машины тыловых частей изношены и часто не могли пробиться по бездорожью в глубоких снегах. Тем не менее люди шли, и как шли!