В полете фантазий

— …живет в грязи с этим торговцем наркотиками? — угрюмо закончил за нее Алекс. — Вот вы и выясните, потому что от нее нельзя добиться ни слова. Она бросила университет, якобы из-за того, что не может больше позволить себе жить привилегированной, бесполезной жизнью, которой жила до сих пор и которой, по всей видимости, наслаждалась, пока Уэйн не показал ей пустоту и ошибочность такой жизни. К сожалению, Сильви всегда была немного инфантильной — результат трудов чересчур заботливой матери. Вероятно, рано или поздно она не могла не взбунтоваться.

— Но вы бы предпочли, чтобы не с Уэйном, — догадалась Молли.

— Не с Уэйном, — угрюмо согласился Алекс. — Не думаю, что она понимает, во что впуталась. Сколько ни убеждай, она отказывается признавать, что он представляет собой.

— Что, как вы полагаете, он представляет собой, — сочла необходимым уточнить Молли. — Вы сами сказали, что у полиции не нашлось доказательств для обвинения его в торговле наркотиками.

— Сильви и Уэйн познакомились на какой-то пьяной вечеринке. Один из мальчиков — ровесник Сильви — умер после приема «экстези» на этом сборище. Полиция почти уверена, что наркотик продал ему Уэйн.

Молли прикусила губу. Что можно возразить? Ей самой не нравился этот малый, но отсюда не следует, что Алекс во всем прав. Дурная слава прилипчива и т. д.

— Вот здесь портретная галерея, — проговорил Алекс, прикасаясь к ее руке и направляя через лестничную площадку. — Это старая часть дома, — объяснял он, пока Молли разглядывала сводчатый потолок с замысловатой лепкой. — Фасад возведен на том, что осталось от первого дома, сильно пострадавшего от пожара. Эта галерея существует со времен царствования Елизаветы I, как и королевская опочивальня в конце галереи. Сохранилось предание, что сама Елизавета однажды спала здесь.

— Королевская опочивальня? — переспросила заинтригованная Молли.

— Да. Это здесь, — сказал Алекс, распахивая двустворчатую дверь.

Молли, едва вступив в комнату, задохнулась от восторга.

Давным-давно, мечтательной девочкой с воображением, распаленным множеством исторических романов, она представляла себя именно в такой спальне: пылкий возлюбленный приносил ее на руках и с нежной заботой и обходительностью укладывал именно на такую изумительную кровать под роскошным балдахином.

— Что случилось? Что-то не так? — ласково спросил ее Алекс, заметив, как она молча озирает комнату округлившимися глазами. У нее был вид маленькой девочки, замершей в восторге перед неожиданно появившейся рождественской елкой, увешанной подарками в ярких обертках.

— Эта… эта комната… — прошептала Молли. — Это… само совершенство.

— Совершенство для чего? — с легкой насмешкой спросил он, но его улыбка растаяла, когда щеки Молли залил стыдливый румянец.

— Она… она напомнила мои глупые девичьи фантазии, — неохотно призналась Молли.

Она торопливо повернулась к двери, пытаясь сбежать от волнующего и будоражащего воспоминания. И конечно, от хозяина, с которым это воспоминание связано. Тот поцелуй… Алекс его тоже сейчас может припомнить. А это чревато…

Но Алекс, похоже, не собирался покидать спальню. Он спокойно прислонился к закрытой двери, загородив ей путь к отступлению, и спросил:

— Вы хотите сказать, что представляли себя королевой Елизаветой?

Молли сердито взглянула на него.

— Нет. Конечно, нет, — фыркнула она. — Это были совершенно другие фантазии.

— Другие? Какие же?

Опасное напряжение сгустилось в помещении, наполнило воздух, который она вдыхала, заставило ее сердце биться чаще, обострило все чувства…

Она торопливо отвернулась от кровати, от дамасской парчи, от манящих белых простыней, стараясь не видеть — столь живо — себя, лежащую на узкой девичьей постельке, разгоряченную фантазиями о подобном роскошном ложе. Но нет. Мечты сильнее — и вот она уже мысленно лежит, обнаженная, со своим возлюбленным, он ласкает и целует ее, ароматы летнего вечера вливаются через открытое окно, угли в камине, который он разжег, чтобы согреть ее, обнаженную, подернулись золой, и ее согревает жар разделенной страсти и горячее тело пылкого возлюбленного…

Ее ужаснуло, насколько легко сейчас перенести эти давние образы из полузабытой уже мечты в реальность, в эту спальню, в эту постель. Охваченная трепетом, она отвернулась от Алекса.

В камине сложены дрова — достаточно поджечь их; окна открыты навстречу сгущающимся сумеркам. Два больших оловянных канделябра стоят на дубовом сундуке у окна.

Очень часто в своих тайных девичьих фантазиях она представляла себе, как ее возлюбленный медленно задувает пламя именно таких свечей, как столь же медленно и неторопливо раздевает ее, целуя каждый дюйм обнажающейся кожи, как гладит тело, дразнит его, доводит до возбуждения, заставляет ее кричать от мучительной смеси страсти и восторга…

— Так что же за фантазии? — тихо повторил Алекс.

У Молли пересохло в горле. Она смотрела и смотрела на Алекса. Что-то в его глазах, во взгляде гипнотизировало, лишало ее воли. Тяжелые, громовые удары сердца сотрясали все тело.