В полушаге от любви

Я следила за его передвижениями по комнате, окончательно сбитая с толку, и на всякий случай старалась не шевелиться. Что это на него нашло и при чем тут мое упоминание о самоубийстве?

– Граф Кройтон основал в герцогстве целую сеть по производству и распространению сиреневого порошка, – пояснил Эстли, видимо, прочитав немой вопрос в моих глазах. – В свое время на эту гадость подсадили хорошо знакомого мне человека. Только не надо романтизировать: речь идет не о родственнике и не о моей женщине. Просто хороший знакомый. К тому моменту, как я обо всем узнал, помочь ему было уже нереально. Зато реально было выйти на след того, кто распространял порошок по герцогству. Этим я и занялся, и, можете мне поверить, с немалым рвением. К слову сказать, именно тогда я стал активно сотрудничать с герцогом. Нити весьма качественно сотканной паутины неожиданно привели нас на самый верх. Потомственный граф, ни больше, ни меньше.

– И вы решили устроить ему самоубийство, чтобы замолчать эту историю?

Эстли пригляделся ко мне, пытаясь понять, что стоит за моим вопросом. Но в выражении моего лица, равно как и в интонациях, не было ни осуждения, ни страха, ни сарказма. Кройтона мне было не жаль ничуть.

– Вовсе нет.

Такой ответ стал для меня неожиданным.

– Он покончил с собой независимо от вас? – удивилась я.

– Не независимо, конечно. Он сделал это, когда понял, насколько близко я к нему подобрался. И что ему не удастся уйти безнаказанным. Но сам я довести его до самоубийства не стремился. Я хотел, чтобы он держал ответ по закону, а это, уж поверьте мне, была бы значительно более тяжелая смерть. Ну а уж потом, поскольку так сложилось и о публичной экзекуции речь в любом случае не шла, герцог принял решение не афишировать причастие к этому делу Кройтона, дабы не порочить титул графа.

Я криво ухмыльнулась. Очень в духе Альмиконте, да и вообще всей нашей аристократии. Взять хотя бы ту же историю покойной Эльвиры, которую все предпочли поскорее забыть. Впрочем, Эстли, похоже, и сам был от такого решения не в восторге.

– Мы с вами оба достаточно рано столкнулись с грязной стороной жизни, леди Инесса, – заметил он. – А вот Мирейя Альмиконте относится к тем людям, которые эту сторону не видят вовсе. Именно поэтому ей свойственно раздувать до невероятных размеров мелкие, в общем, проблемы.

– Это нежеланное замужество-то мелкая проблема?!

Непродолжительное перемирие, негласно установившееся между нами под воздействием рассказа лорда Кэмерона, снова оказалось под угрозой.

– Я в целом понимаю вашу преданность леди Мирейе, – продолжал он, словно не слыша моих слов. – Но не кажется ли вам, леди Инесса, что ради этой преданности вы готовы идти на излишне высокий риск? Во-первых, за годы службы при дворе вы уже сполна отплатили госпоже Альмиконте за ее помощь. А во-вторых, ее поступок был безусловно похвальным, но не таким уж исключительным. Многие люди на ее месте поступили бы так же.

– Однако реально так поступила только она, – отрезала я.

– Потому что именно так сложились обстоятельства.

Мне почудилось, или в этих словах прозвучало сожаление, что на месте Мирейи не оказался в свое время он сам? Да нет, наверное, почудилось.

– Послушайте, лорд Кэмерон! – Шок остался позади, и ко мне вернулось стремление действовать. Поэтому я шагнула поближе к Эстли, демонстрируя все прелести платья неглиже, и заискивающе заглянула в глаза. Этот прием назывался «взгляд голодного, но обаятельного щенка». – Отдайте мне этот портрет. Обещаю, что леди Мирейя не станет разглашать секрет герцога. Только пригрозит ему по-семейному, чтобы он перестал настаивать на этой свадьбе. Ну, право же, что вам стоит пойти мне навстречу?

И теперь – взгляд сильно обнадеженного щенка, жаждущего, чтобы его погладили по головке и взяли к себе домой.

– Вы неисправимы, леди Инесса. – Судя по тому, что Эстли отступил на шаг назад, у неглиже были шансы пробить эту броню, но, увы, в итоге холодный ум одержал верх над инстинктами. – Этот портрет вы не получите. Он принадлежит герцогу, а не леди Мирейе. Да и позвольте мне усомниться в том, что даже в случае соблазна она поступит порядочно.

– Значит, портрет вы не отдадите? – заключила я.

– Нет.

Мой взгляд из щенячьего превратился в кошачий. Взгляд дикой кошки, выпустившей когти и готовой к прыжку. Однако готовой и ждать столько, сколько придется, прежде чем атаковать добычу в наиболее удобный для этого момент.

– Я ведь все равно до него доберусь, – пообещала я, недобро прищурившись. – Что бы вы по этому поводу ни предприняли.

Эстли смерил меня внимательным взглядом.

– А вот это правда, – сделал вывод он.

К сожалению, я не сразу поняла, что у него на уме, – лишь когда, подойдя к столику, он поднес угол портрета к пламени свечи. Я ринулась за трофеем, но поздно. Эстли отступил и вытянул руку вверх, не подпуская меня к бумаге, которую стремительно пожирало пламя. А совсем скоро бросил сморщившийся и готовый рассыпаться пеплом лист в пустую вазу из толстого стекла.

– Герцог вам этого не простит, – прорычала я.

– С герцогом мы как-нибудь договоримся, – возразил Эстли.