В Портофино, и там…

дверь заскрипела, было ясно, что ее открывают, причем в коридоре тоже не было света, иначе Марк как и раньше видел бы желтую полосу по низу дверного проема. Он так плотно зажмурился, что ресницы тут же намокли.

– Чего совой сидишь, не спишь что ли? – услышал Сергей голос из темноты дверного проема. Он не смог ответить сейчас же, только пискнул – дух перехватило от радости, таким хорошо знакомым оказался голос. За спиной пришельца, где-то под потолком, наконец-то опомнился маленький пасынок солнца, и громоздкую фигуру в дверном проеме будто кто-то обвел желтой гуашью. Лица с места Марка было не разглядеть, но и так было ясно – кто пожаловал в спальню младшей детсадовской группы.

Истопник.

Блестевшая в электрическом свете, будто салом натертая, лысина, пуще ладанок и чеснока распугала всех демонов ночи.

– Не сплю! – наконец со второй попытки отчеканил Сережа, стараясь звучать погромче и пободрее. Получилось так, словно отрапортовал об удачном выполненном задании, Гагарин покраснел бы от зависти.

– Тебя как зовут-то?

Истопник, покряхтывая, сперва влез на табуретку, потом, опасливо проверив на прочность тумбочку, взгромоздился на нее, без всякого результата покрутил туда-сюда синюю лампочку, ввинченную в патрон наискосок от кровати Сергея. Тому было слышно, как внутри стеклянного брюха что-то хрустнуло, отвалилось и зажило отдельной, теперь уже бесполезной жизнью. Истопник что-то пробормотал, наверное не для детских ушей.

– Марков, – назвался Сергей тоном уже поскромнее, думая о том, что если бы он был родителем своих родителей, то ни за что не оставил бы их одних на ночь в детском саду, пусть даже вдвоем.

– Марком так Марком. Из евреев что ли? Хотя, мне до этого дела нет, мне нет… – истопник еще более неуклюже, чем добирался до лампочки, проделал обратный путь. – Ну, давай, Марк, пошли за мной в кочегарку, а то обоссышься тут один со страху, нянькам потом – стирай за тобой…

делать им больше нечего, нянькам, как стирать за тобой.