В портовом городе

«Уважаемый господин! — отстучал он. — Меня только что известили, что господин Гласс и господин Тчинский перевели на мое имя Вам 100 и 160 амер. долларов. Я бы хотел получить от Вас как можно больше разных прейскурантов и образцов товаров, которые Вы можете мне прислать.

Сегодня хочу заказать новую посылку:

1) Туфли-шпильки дамские на высоком каблуке, самые модные...»

Куралюн улыбнулся, снял телефонную трубку, набрал номер:

— Велта? Все работаешь, бедняжка?

Слушая ее голос, он подрыгивал ногой и смотрел на носок своего ботинка (себе тоже надо заказать!)

— Хочу подарить тебе шпильки, самые модные. Какой у тебя размер, крошка? О, нет, в магазинах Риги таких, я думаю, не будет никогда. Их пришлют по моему распоряжению. Кто пришлет? Ха! Банк Ллойда, Эрлскорт роад, Лондон! Нет, я не шучу... Настроение у меня действительно отличное!

Чудачка Велта. А почему бы ему быть в плохом настроении? Этот месяц вообще везучий: удалось случайно купить у какого-то забулдыги иностранного матроса великолепные, очень дорогие марки — и всего за десятку! Он тут же одну только марку продал за пятерку — «Колумба», кажется! Правда, это, может быть, неосторожно: все-таки спекуляция... Соблазнился побочным доходом! — Куралюн нахмурился, вздохнул — сойдет, ничего...

«4) две нейлоновые шубы...»

Он опять снял трубку и задумался: сказать ей про шубу? От кого-то он слышал, что был в Европе такой политик — Талейран. Один из советов Талейрана: «Никогда не поддавайтесь первому порыву чувств — он всегда слишком благороден». И все-таки сказать ли Велте про шубу? Конечно. Ведь она его будущая жена, компаньон, союзница...

— Да, — говорил он ей через минуту, — первое апреля действительно далеко, но я не шучу — она у тебя будет... Английский нейлон, крошка!

Он повесил трубку. Постоял, улыбаясь. Велта будет боготворить своего Феликса. Талейрана женщины любили до безумия — хромого! А Куралюн молод и хорош собой и... ладно, надо позвонить в магазин на Вальню.

За окном переходила улицу стройная быстроногая девушка. Куралюн проводил ее взглядом. «Как я все-таки обкрадываю себя!» — вздохнул он и сел за машинку.

В первые дни следствия он все отрицал. Через неделю жалко бормотал что-то о культурных связях с зарубежными филателистами. Потом, брызгая слюной, стал рассказывать о Рыбнике и клясться, не успевая утирать слезы, что он просто щенок по сравнению с другими.

А в последний день следствия Куралюн вдруг задрал брюки и, криво усмехаясь, спросил следователя:

— Где вы еще достанете носки такой расцветки?

Вольфсон, рассказывая об этом Сергею, пожимал плечами:

— Прямо питекантроп какой-то, ей-богу!..

Счастливого дежурства!

Сергей постучал, услышав приглашение, открыл дверь кабинета и... споткнулся. В кресле напротив следователя сидела Рита.

— Здравствуйте, Сергей Александрович, — сказал Вольфсон. — Познакомьтесь: наш эксперт Рита Аусмус. Вам будет... — он не договорил, увидев лицо Сергея, перевел взгляд на Риту и кашлянул.

— ...Вам будет интересно послушать подробности.

— Здравствуйте, — сказал Сергей, не слыша следователя.

— Добрый день, — Рита опустила глаза, искоса взглянула на следователя и чуть улыбнулась. — Можно продолжать?

— Да, да, пожалуйста! Садитесь, Сергей Александрович. Впрочем, извините, Рита. Сначала я расскажу товарищу Ястребову одну историю о марках.

— Вы? — удивился Сергей.

...Утром на окраине Либавы можно было услышать ворчание далекой канонады. К полудню ворчание уже напоминало рев...

На фронтовом аэродроме приземлился «Юнкерс». По приказу из Берлина он доставил в Либаву личный подарок фюрера окруженным войскам — три туго набитых мешка. Один из мешков при выгрузке порвался, и в грязь изрядно разбитого аэродрома высыпалась куча железных крестов. Они, потно лоснясь, так и остались в чавкающей грязи — как раз в это время налетели советские «Илы». Но два других мешка все-таки были доставлены в городскую почтовую контору.

Солдат охраны бросил их в угол комнаты, в которой штемпелевал письма чиновник почтового ведомства:

— Принимай. Распишись в получении.

Чиновник расписался и опять застучал штемпелем по письмам.

Солдат жадно затянулся сигаретой, сплюнул на пол и, злобно выдавив: «Капут! К черту!» — шагнул к двери. В дверях он оглянулся и, посмотрев на конверты перед чиновником, расхохотался:

— Пишите письма! Ха!

Дверь хлопнула. Чиновник вздрогнул, взглянул на часы. Он не решался покинуть конторы до срока: его с детства отличала аккуратность, доходящая до педантизма. В конторе никого, кроме него, не было. Даже начальника — инвалида Штаубе. Только он, пригибая голову, когда слышались близкие разрывы, работал. Штемпелевал.

«Пишите письма. Ха!.. Ха-ха!..»

Нет, в Гитлера он никогда не верил. Но ведь надо как-то кормиться. А почта — это не гестапо. Почта нужна при всяких режимах.

Он взглянул на мешки в углу. Позже ему казалось, что кто-то таинственный притягивал его к этим мешкам.

На скрепленных сургучом дощечках по-немецки было выведено: «Получатель Либовская почтовая контора группировки войск «Курлянд».