В портовом городе

— Конечно, — кивнул Глаузинь. — Сейчас граница уже была бы открыта. Но что поделаешь...

«Да, — подумал Сергей, — раньше «Волоколамска» пришли два корабля — из ФРГ и Норвегии. Заставить их ждать, пропустить во вторую очередь — значит нарушить законы морского гостеприимства. Так называемая «дискриминация флага».

Переходя по трапу на «Волоколамск», они увидели: почти рядом — руками можно друг до друга через борта дотянуться — стоят двое. Стоят, смотрят, молча улыбаются. Она поднимает на руках малыша: вот он, вот...

Таможенники и пограничники старались работать быстро. Вот паспорта, вот поименный список команды, список имеющейся валюты... Глаузинь остался с капитаном, Сергей пошел по каютам: «Здравствуйте, со счастливым возвращением!» — «Спасибо». — «Скажите, пожалуйста, какая у вас есть валюта? Хорошо, хорошо — я просто запишу».

Радист в отутюженном костюме и накрахмаленной белой рубашке открыл чемоданы:

— Пожалуйста.

Сергей заглянул в каждый, потом открыл шкаф, посветил фонариком по полкам, думая: «В лучшем случае я для него — надоедливый чиновник, досадная задержка перед встречей с семьей!»

— Извините, — Сергей взялся за ручку двери.

— Понятно, служба! — сказал радист и добавил нетерпеливо: — У вас еще много работы?

— Не очень.

«А ведь это он услышал «SOS», — подумал Сергей и ясно представил себе, как «Волоколамск», вспарывая морскую волну, подходил к горящему английскому танкеру.

— Разрешите!

В этой каюте жили двое. Матросы. Совсем молодые ребята.

Один водил по подбородку электрической бритвой, другой раскладывал на письменном столике иностранную валюту:

— Эти, товарищ инспектор, мои, вот его. У обоих по пять бельгийских франков, по девять шведских крон. И все.

— Поровну, значит, тратите? — улыбнулся Сергей.

— Ага.

— А что покупали?

— Вот — по свитеру.

— Разрешите? — спросил Сергей и открыл шкаф.

Галстуки, рубашка, два черных костюма, белье. Книги — учебники для восьмого класса...

Закрыл шкаф и еще раз огляделся.

Над письменным столом висел календарь: загорелая блондинка курит сигареты «Честерфильд» над ручейком, вливающимся в синие буквы рекламы. Ниже — по-английски «сентябрь».

— Подарок матроса с танкера, — перехватив его взгляд, сказал обладатель электрической бритвы.

— Трудно было?

— Всяко.

— Ну, счастливо, товарищи.

— Спасибо!

В каюте третьего штурмана он сразу увидел ту, с несмелой улыбкой: ее фотография стояла на письменном столе. Иностранной валюты у хозяина каюты не оказалось.

— Сделали много покупок? — осторожно поинтересовался Сергей.

— Вот, — третий штурман слегка покраснел, выдвигая ящики шкафа. — Детские костюмчики. Три. Игрушки.

— Извините меня, пожалуйста, — сказал инспектор, прощупывая плюшевого медвежонка.

Медвежонок заурчал.

Моряк улыбнулся:

— Что вы, я все понимаю!..

Сергей поднялся в кают-компанию. Глаузинь был уже здесь. Моряки поглядывали на него нетерпеливо. Сергей кивнул старшему инспектору: «Все в порядке». И улыбнулся — так радостно Глаузинь произнес:

— Граница открыта, товарищи!

Месяц без завтраков

Он получил комнату в новом доме за Даугавой.

Отсюда была видна старая Рига: казалось, минувшие века, спрятавшись в узких — шириной в два шага — улочках, с удивлением глядят на современные здания, корабли на реке, мост... По вечерам эти улочки темнели первыми, а на рассвете в них еще долго таились зябкие сумерки.

Утром, открыв окно, Сергей часто видел, как туман стекает с острых шпилей, клубится в ажурных пролетах моста, тает над рекой: его словно сносило течением...

Ему нравилось идти в этот час вдоль холодной Даугавы, окрашенной зарей, потом сворачивать в игрушечные переулочки старой Риги и выходить на перекресток, простреленный утренним солнцем, к маленькому кафе на углу. Это уже становилось привычкой...

Когда Сергей первый раз решил здесь позавтракать, официантка взглянула на него, как на случайного посетителя, на новичка и, подойдя к его столику, на секунду замешкалась: видно, решала, как заговорить — по-русски или по-латышски.

— У вас яичница есть? — спросил Сергей. И добавил по-латышски: — Пожалуйста.

Она улыбнулась, принесла ему яичницу и кофе.

Через несколько дней Сергей уже узнавал посетителей кафе. Сюда приходили одни и те же люди: трое крепких парней в свитерах, всегда веселые, свежие — будто только что умывшиеся ключевой водой, девушки-продавщицы в черных шелковых халатах, две семьи в полном составе — с детьми, старик, похожий на рыбака.

Сергей тоже стал здесь своим, и это ему нравилось. В общем-то человек стеснительный, Сергей чувствовал себя в этом кафе свободно.

— А чаю у вас нет? — спросил он как-то у официантки.

— Кофе лучше! — она чуть заметно пожала плечами. — Вы всегда будете пить чай? Тогда мы будем готовить для вас...

Сергей подумал и согласился:

— Кофе лучше.