— Мой отец — алкоголик, — сказала я. — Он предпочел нам бутылку. Думаю, хуже всего то, что после его ухода мне стало легче. Он постоянно кричал на нас с мамой. Мне приходилось ходить на цыпочках по дому и не шуметь. Я боялась его, — призналась я.
— Жить в страхе — худший опыт, который может получить человек. Это высасывает из тебя жизнь.
Его лицо помрачнело.
— Звучит так, словно тебе это знакомо.
— Так и есть, — ответил он, не объясняя ничего.
— Он не всегда был плохим, — продолжила я.
Обычно я бы ни слова не сказала об этом, но чувствовала себя с Мэддоксом непринужденно, и мне нужно было поговорить об этом с кем-нибудь. Маме такие разговоры никогда не нравились, а Сэди предпочитала говорить о мальчиках.
— Помню, были отличные времена. Например, когда он учил меня кататься на велосипеде.
— Хорошо, что у тебя есть такие хорошие воспоминания, — заметил он.
— Верно, — согласилась я. — Хотя мне стало легче после его ухода, часть меня задается вопросом, встретимся ли мы снова… Я так много хочу ему сказать.
— Может, стоит написать ему письмо? — предложил Мэддокс, свернув на парковку.
— Я даже не знаю, где он.
Я посмотрела на него, как на сумасшедшего.
Мэддокс усмехнулся.
— Тебе и не надо знать. Просто напиши то, что у тебя на душе.
Я подскочила, когда парень прижал палец к моей груди. Прямо к бешено колотящемуся сердцу.
Он вздрогнул и отдернул руку, словно не подозревал о том, что творил.
— Прости, — пробормотал Мэддокс, виновато склонив голову.
За короткое время, что я его знала, мне не доводилось видеть его смущенным, и чувствовалось — не часто ему доводилось чувствовать подобное. Мэддокс источал уверенность и обаяние, даже если мне не хотелось признавать этого. Мне приятно было видеть его уязвимую сторону.
— Все в порядке, — ответила я, пока он парковался.
Но Мэддокс не смотрел на меня.
Он повернулся на заднее сиденье и протянул мне одеяло.
— Можешь понести это? Я возьму остальное.
— Конечно.
Я прижала одеяло к груди и вышла из машины.
Когда Мэддокс встал передо мной, взгляд у него был недовольный.
— Я бы открыл тебе дверь.
— У тебя же руки заняты, — возразила я.
Парень усмехнулся и вернулся к прежнему занятию.
— Ты была здесь прежде? — спросил он.
— Конечно, — ответила я. — Полагаю, когда была маленькой. Я большую часть времени провожу дома, — добавила я.
— Правда? И чем ты занимаешься? — спросил Мэддокс, пока мы шли к столику для пикника.
— Читаю. Пишу песни. Такого рода вещи.
— Ты пишешь песни?
Его глаза распахнулись от удивления.
— Ага, — медленно произнесла я. — А что?
— Я тоже, — улыбнулся он. — Я же говорил, у нас много общего, Эмма.
Я вздрогнула от того, как звучало мое имя, срывавшееся с его губ. Никогда не знала, что кто-то может заставить его звучать так… так… Я не находила слов, чтобы описать этого, но чувство было невероятным.
— О чем ты пишешь песни? — спросила я, присев за стол и расстилая одеяло.
Мэддокс присел напротив и поставил перед нами корзинку для пикника.
— Песни о жизни, — ответил он, посмотрев поверх корзинки.
— О жизни… Ты многое повидал в жизни?
Парень задумчиво скривил губы.
— Может я и молод, но да, о жизни я могу многое рассказать. По крайней мере, о ее жестокой реальности, — он улыбнулся, открыв корзинку для пикника. — А теперь мне хотелось бы увидеть, как ты съешь все это за три секунды. Ты же говорила, что сможешь.
Он подмигнул.
Я рассмеялась, когда он вытащил пакет из «Five Guys».
— Что? — Мэддокс изогнул бровь и улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. — Ты же не думала, что я стану готовить для тебя домашнюю еду? Я еще не достаточно хорошо знаю тебя.
Никогда прежде я не встречала таких парней, как Мэддокс, и все для меня было в новинку.
— По крайней мере, ты не солгал, — я потянулась за завернутым в фольгу гамбургером. — И к твоему сведению, я никогда не говорила, что стану есть то, что ты приготовишь.
Он поморщился, положив руку на сердце.
— Ты меня ранила. Прямо в сердце.
Опустив руку, парень наклонился и жестом подозвал меня ближе, словно собирался поведать какую-то тайну.
— Просто знай, я готовлю невероятно хорошие макароны с сыром. И возможно, если ты будешь добра со мной, однажды я накормлю тебя восхитительной тарелкой божественной пищи, присыпанной сыром.
— Измельченный сыр? Ты предпочитаешь его?
— Тертый сыр, как в «Крафте». Знаешь, такой в маленькой голубой коробочке, который воплощает детские мечты, — он улыбнулся, захватив горсть картошки.
— Теперь понятно, почему ты пишешь песни, — хмыкнула я. — У тебя, случайно, нет там чего-нибудь попить?
Я попыталась заглянуть в корзину.
— Надеюсь, тебе нравится вода или диетическая пепси. Ничего другого у меня нет.
— Я возьму пепси, — и потянулась за бутылкой.
Мэддокс протянул ее мне. В его взгляде искрился смех.
— Кажется, я влюбился в тебя.
— А я думаю, что слишком рано говорить об этом. Ты же даже не видел меня по утрам. Волосы в жутком беспорядке, изо рта неприятно пахнет.
Обычно я не шутила, но с Мэддоксом это было легко.