В последний раз

Интересно, много ли водитель услышал? Наверное, немало, если судить по улыбке, одновременно иронической и отрешенной, которая появилась на его губах, пока он заводил мотор.

– Это обязательный тур? – спросил Мертон.

– Что-то в этом роде, – ответил Серхи, – трудно как следует узнать сеньору Нурию, предварительно не поднявшись на гору. Отец водил ее туда в детстве, каждый раз, когда они приезжали в Барселону. Я до сих пор иногда ее туда отвожу. Там, наверху, парк аттракционов, очень красивый, хотя сейчас немного запущенный.

– Она говорила о музее автоматов. Интересовалась, что я скажу, посмотрев его, будто задавала урок.

– Тут я ничем не могу тебе помочь, – пожал плечами Серхи. – Этот урок тебе придется ответить.

Серхи замолчал, словно и без того произнес слишком много, а Мертон больше ни о чем не спрашивал, пока автомобиль мягко и бесшумно двигался к городу. Он очень устал – прочитал весь роман А., от корки до корки, и в самозабвении, отрешившись от мира, провел бо́льшую часть ночи, – но все-таки боролся со сном. Ему нравилось видеть, приближаясь к незнакомому городу, как постепенно появляются первые поселки, предвестия новых домов или наполовину построенные здания, все еще не скрепленные цементом части того, что присоединяется к городу, упорядочивается, смыкается, становится единообразным и обретает окончательную форму. На сей раз, однако, сон побороть не удалось; Мертон клевал носом, когда услышал голос Серхи.

– Мы уже в Эль-Путксет, – объявил тот и показал на дорогу, тянувшуюся вбок, на склон холма, полную пешеходов и велосипедистов. – Это – дорога в Эгуэс, если захочешь здесь прогуляться, увидишь особняки, которые описывает Марсе в «Последних вечерах с Тересой». И в этом квартале поселился Гарсиа Маркес, когда приехал в Барселону, в съемных апартаментах на улице Лукано. Я припаркуюсь тут, а мы поднимемся на фуникулере, это одна из прелестей прогулки.

Мертон предложил ему отдохнуть, заявив, что и сам может прекрасно подняться, но Серхи печально покачал головой.

– Даже не думай. Сеньора Нурия страшно рассердится, если узнает, что я оставил тебя одного. Идем-идем, не переживай, я хочу побить рекорд, стать человеком, который чаще всех поднимался на эту гору.

Наверху, когда они устроились у перил рядом с огромным колесом обозрения, Серхи показал Мертону шпили Саграда Фамилии, террасу отеля «Мажестик», «куда они все ходят пить джин-тоник»; недавно воздвигнутые сооружения и гостиницы новенькой с иголочки Олимпийской деревни и, чуть поодаль, Монтжуик, крест монастыря Педральбес и покрытый зеленью склон холма, тот район, где Мертону предстояло жить. Но взгляд Мертона устремлялся за расплывчатую сетку улиц, прорезанную отчетливым шрамом Диагонали, в поисках моря, которое не переставало изумлять, далекое, ровное, спокойное, некий однородный фон, нечто нереальное, нарисованное голубой краской. Интересно, что бы я увидел, подумал он, и как поразило бы меня это место на вершине горы, особенно обрыв, разверзающийся под ногами, если бы меня привели сюда в детстве. Парк аттракционов наполовину демонтировали, вагончики на рельсах и фарфоровые чашки, неподвижные, время от времени скрипели под порывами ветра, издавая призрачные стоны. Мертон попытался представить, как все это выглядело в движении, и как маленькая Нурия Монклус кружится на карусели или глядит вниз с высоты огромного колеса. Серхи жестом показал на вход в музей автоматов, наподобие экскурсовода, который своими внутренними часами отмеряет точное время. Они вошли в полутемный зал, и перед Мертоном предстали расположенные полукругом деревянные клетушки, а в них старинные куклы с грубыми чертами уличных марионеток, ожидающие за стеклами витрин.

– Я тоже ходил сюда мальчишкой, – поведал Серхи, – но приходилось копить денежки, чтобы кинуть монетку в отверстие. Теперь достаточно нажать кнопку.