На судебном процессе Парри держался уверенно и говорил убедительно. Сесил понимал: правительству придется приложить определенные усилия для того, чтобы составить отчет о произошедшем в нужных тонах и сообщить о том, что они называли «правдой» об измене доктора Парри. В официальном отчете Парри не пощадили: его называли «злым и жалким негодяем», приводили доказательства глубины и ужаса его предполагаемой измены.[881]
Какой бы ни была истинная цель Парри, его козни питали и так растущее недовольство протестантов. После его казни в стране распространяли текст особой проповеди, «Порядок благодарственной молитвы за сохранение жизни и благополучия ее величества»: «Божественное провидение многажды являло свое могущество и чудесным образом берегло и хранило ее от жестоких и предательских козней ее кровожадных врагов и смертельных врагов Евангелия, которые с варварской жестокостью пытались погасить свет истины, пролив невинную кровь ее величества. Никогда еще милосердие Твое не проявлялось так явственно, как в те несколько дней, когда изменник… давно вынашивавший злую и дьявольскую цель… часто имел случай и возможность учинить насилие над ее королевским величеством и убить ее. Однако бдительное око Твоего благословенного Провидения либо препятствовало ему внезапным расстройством его предприятия или, величием ее особы и царственного поведения, застигало его врасплох, не дав ему исполнить его кровожадный замысел…»[882]Священникам также велели зачитывать с кафедр признание Парри, в котором утверждалось, что папа римский наделил его полномочиями убить королеву и заранее даровал отпущение грехов за убийство. Заговор Парри, по версии официальной пропаганды, доказывал, что католические власти охотно поддерживают убийство Елизаветы как средство обеспечить возвращение Англии к католицизму.[883]
Учитывая обстановку и боясь за свою жизнь, Елизавета решила тем летом не уезжать далеко от Лондона; она избегала долгих переездов и дольше жила в своих королевских резиденциях или совершала краткие визиты в соседние графства. В июне 1585 г. сэр Томас Паллисон, лорд-мэр Лондона, был так обеспокоен многочисленными угрозами жизни королевы, что в письме Уолсингему он предложил охранять королеву лично, когда та будет переезжать в Гринвич. Как он заметил, «учитывая нынешние опасные времена, неутихающую злобу и вредные намерения папистов», он логичен и благоразумен в своих заботах о благополучии королевы.[884]
Следующие несколько лет Елизавета старалась избегать дворца Уайтхолл, понимая, что ее личную безопасность легче обеспечить в менее просторном и менее доступном дворце. Однако Елизавета раздраженно отказалась от предложения Дадли, чтобы придворным с католическими склонностями был запрещен доступ ко двору, а также от предложения о вооруженной охране. Она по-прежнему любила показываться народу и заявила, что скорее умрет, чем будет жить «в заточении».
Глава 37
Недопустимые вольности
«Мой добрый друг, – писал Фрэнсис Уолсингем Роберту Дадли 29 сентября 1584 г. – Вчера я получил от лорд-мэра вместе с письмом печатную книжку, в которой содержится клевета на вашу светлость, и более злобных сочинений не было с тех пор, как стоит мир».[885]
Книга была напечатана в тайной типографии в Париже или Антверпене; первоначально озаглавленная «Копия письма, сочиненного магистром искусств из Кембриджа», она почти сразу же получила другое название: «Благоденствие Лестера». Сразу же по выходе в свет книга, написанная на английском языке в Париже в 1584 г., стала сенсацией; после того как ее контрабандой ввезли в Англию, ее живо читали английские придворные.[886]
Книга была составлена в форме диалога между джентльменом из Лондона, юристом-католиком и ученым из Кембриджа. Граф Лестер подвергался нападкам за то, что забрал в свои руки неограниченную власть при дворе, за оказываемое им влияние на королеву, за «настойчивые домогательства к высокопоставленной особе» и за то, что он отнимал у нее «время и средства». Кроме того, Дадли обвиняли в том, что он не дал королеве выйти замуж, поскольку «прежде других домогался ее величества». Его осуждали и за дерзкое поведение, выражавшееся в том, что он «повсюду распускал слухи, что он (поистине!) предан ее величеству и потому остальные претенденты на ее руку должны уступить ему».[887]