В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора

В трактате содержались зловещие утверждения, его авторы сосредоточились на отношениях Дадли с разными женщинами и его ненасытности в постели. Так, говорилось, что среди приближенных королевы не найдется и двух незамужних благородных дам, «коих он бы он не соблазнил»;[888] его обвиняли даже в том, что за возможность переспать с одной из них он заплатил 300 фунтов. В «Благоденствии Лестера» описывались крайности, до каких дошел Дадли, чтобы скрыть свои отношения с Леттис Ноллис: он прятал ее от королевы, велел «пробираться по дому тайными путями, чтобы ее величество не проведала о ней». Леттис, как утверждалось, забеременела от Дадли до того, как умер ее муж, Уолтер Деверо, и они с Дадли в ответе за «убийство». Смерть в июле их сына, лорда Денби, виделась местью свыше: «Дети прелюбодеев будут уничтожены, и дурное семя будет выкорчевано».[889] Кроме того, Дадли называли виновным в убийстве жены, Эми Робсарт, и в покушении на жизнь французского посланника Симье.[890]

Трактат сочинили иезуиты и широко распространяли по всей Европе, подчеркивая, насколько опасны протестанты, графы Лестер и Хантингдон, для притязаний на престол Марии Стюарт. Некоторые усмотрели в «Благоденствии Лестера» подготовку почвы для замышляемого католиками убийства королевы, которое затем можно было бы свалить на Дадли.[891]

В заключение авторы трактата предполагали, что Дадли попытается сделать наследником Елизаветы одного из многих своих незаконнорожденных детей под тем предлогом, что ребенка якобы родила королева. Граф Лестер «договорился с ее величеством», что «он может назначить любого из своих отпрысков, которых, как известно, у него много во многих местах, законным наследником престола… притворившись, будто бы он произведен на свет ее величеством» и что именно он велел включить в закон о престолонаследии «слова о естественных потомках»; «вопреки всем общепринятым обычаям и законам нашей страны… посредством чего он после смерти ее величества может суметь назначить наследником любого своего бастарда от стольких распутных женщин, которых он содержит, выдав его за потомка, произведенного на свет ее величеством от себя самого».[892]

Елизавета всеми силами старалась защитить Дадли и даже издала прокламацию, в которой призывала конфисковать все экземпляры книжки: «[В] позорной, бесславной и отвратительной клевете они укоряют, обесчещивают и клевещут… на многих самых надежных и верных советников… тем самым бросая тень на ее величество, которая выбирает себе приближенных… коим недостает ни справедливости, ни чуткости, ни иных качеств на службе ее величеству и стране. Более того, авторы указанных пасквилей пользуются всеми средствами, уловками и ухищрениями, какие только способны придумать или измыслить, чтобы представить такие якобы сведения, которые впоследствии должны быть самыми опасными и пагубными как для личной безопасности ее величества, так и для безопасности государства».[893]

Любому, кто немедленно отдаст экземпляр крамольной книги властям, обещали амнистию; после истечения определенного срока за хранение книги полагалось тюремное заключение.[894] «Благоденствие Лестера» продолжали распространять, и в июне Елизавета вынуждена была выпустить еще одну прокламацию, в которой еще раз запрещала книгу. Она винила власти Лондона, города, «в котором главным образом и распространяются ввезенные из-за границы книги», в «великой невнимательности и небрежности» за то, что они не приложили достаточно стараний, дабы претворить в жизнь ее первое воззвание: «Тот же пасквиль и подобные ему клеветнические, позорные и дьявольские книги и клевета постоянно распространяются за границей; их держат у себя дерзнувшие ослушаться, в высшей мере оскорбляя высшую власть ее величества… а именно, среди прочих, бесславное творение, содержащее клеветнические и злобные измышления, направленные против доброго графа Лестера, одного из первых сановников и главного государственного советника, на каковые самые злобные и клеветнические измышления ее величество, по здравом размышлении, объявляет и свидетельствует о его невиновности перед всем миром».

Елизавета сочла нужным подчеркнуть: в глубине души она «совершенно уверена, что клевета и книги, направленные против указанного графа, являются самыми злонамеренными, ложными и клеветническими и называть их истинными способен лишь сам дьявол».[895]