В постели с Хабенским

Тема: О своем

Автор: Тереза

Дата: 11.01.2004

А можно, я немножко о своем? Потому что больно. Очень больно.

Не может человек не меняться за десять-пятнадцать лет. Не может он всю жизнь быть молодым и подающим надежды. Не может он всю жизнь быть романтиком. Не может…

А знаете, вот это и больно. Лично мне. Потому что…

Потому что с ними, с этими народными любимцами, матереющими, коснеющими, озабоченными материальными благами и карьерным ростом, уходит и моя молодость. Молодость, которую все мы, вне зависимости от чинов, талантов и профессиональных заслуг на период второго, третьего, пятого курсов, проводили в одних кафе, молодость, в которой и радости, и горести у нас были общие, когда мы искренне желали друг другу удачи, когда мы умели друг за друга радоваться и переживать, когда мы верили — понимаете, правда верили — в служение музам. И умели не суетиться. И любили искусство в себе и своих друзьях. И во врагах тоже. Когда мы рвали друг другу глотки за трактовку мизансцены. Когда мы не подавали друг другу руки за бестактное отношение к классику. Когда хотелось не денег, не водки, не шубки, а хотелось сыграть, поставить, написать, придумать ТАК, чтобы унялась душевная боль, означающая, что тебя потребовал-таки к священной жертве Аполлон, а ты не чувствуешь уверенности в том, что Бог примет твою жертву…

Было. Прошло.

Теперь, прежде чем взяться за работу, мы первым делом оговариваем размеры гонорара. У нас уже редко горят глаза от одной мысли о новом деле. Мы снисходительно смеемся над теми детскими размолвками, над Шекспиром или Чеховым. Встречаясь, мы приговариваем: «Читал тебя, читал… Видела тебя, видела… Да, ничего, ничего…» — и ни говорящий не давится этими словами, ни слушающий.

Их больше нет в моей жизни, тех, кто звал меня на свои студенческие спектакли, тех, с кем мы курили поздними вечерами на институтских лестницах, охрипшими голосами отстаивая свое мнение. Нет больше скуластого мальчика с безудержной фантазией Кости Хабенского. Нет больше рвущего из себя душу Миши Трухина. Нет больше работающего на износ Миши Почеренкова. И фонтанирующего идеями Юры Бутусова больше нет. Да и меня, собственно, нет.

Мы выросли, что ли? Или просто устали? Или еще проще — обзавелись семьями, многие — детьми. Нам надо жить, дядя Ваня, надо жить, а для этого нужна почва под ногами, деньги в кармане, светлое будущее и счет в творческом банке — а за десять лет мы его наработали. Неплохой счет. Не у каждого такой есть.

И все равно, все реже и реже, но — больно. И когда в зеркало смотрю — больно. И когда с ними встречаюсь — больно. Потому что не понимаю — так надо или все-таки можно было по-другому?

И ради этого ли мы ломали копья посреди Моховой?..

Извините, господа. И за патетику, и за переход на личности. Но правда — «мой сад, моя молодость, счастье мое, прощай»…